– Я ждал…

– Подходящего момента?

– Да.

– Глупый-глупый Доминик! Разве ты не знаешь, что всепризнания всегда совершаются в самый неподходящий момент? – Я стараюсьразвеселить Доминика.

– Правда?

– Конечно, в «Фигаро» об этом не пишут…

– Жаль, – Доминик добросовестно стараетсяподыграть мне. – Мне нужно подписаться на что-нибудь другое?

– Давно пора.

– Я давно хотел сказать, Сашa… Я благодарен тебе.

– За что?

– За все.

Впервые за три года Доминик поднимается из-за стола раньшеменя. И уходит, не прощаясь и не поцеловав меня в щеку, как делал это всегда. Яостаюсь в обществе кольца и небрежно брошенной на стул «Фигаро»; кем быладевушка, разбившая сердце моего друга? Как печально, что наши отношенияограничивались осторожной симпатией, если бы Доминик чуть больше доверял мне,если бы он был со мной откровенен…

Теперь это не имеет никакого значения.

– …Я могу убирать, мадам Сашa?

Наби. Я и не заметила, как он появился. У Наби подвижное,выразительное лицо карманного воришки: дорого бы я отдала, чтобы посмотреть,как он обносит креветочные карманы, как ловко орудует в жабрах у салаки, какобчищает зажравшиеся пряности.

– Конечно, Наби. И спасибо за ужин. Он был потрясающим.

– Рад, что вам понравилось, мадам.

Наби несколько удивлен, еще никогда я не обращалась к нему стакими признаниями. Но и хватать меня за язык он не станет.

– Кольцо… Это ваше кольцо, мадам?

– Нет.

– Значит, его забыл хозяин.

– Не думаю, Наби.

Лицо Наби искажено непосильной работой мысли. Кольцо,лежащее на тарелке, стоит немалых денег: такого Наби не купить, но… Он можетего продать, и это было бы самым лучшим выходом из создавшегося положения. Ичудесная девушка, так жестоко обошедшаяся с Домиником, оказалась быпосрамленной. Заочно.

– Я все же поинтересуюсь у хозяина.

– Не стоит, Наби. Ты можешь взять его себе.

…Рональдо и Рональдиньо.

Я видела их сотни раз, пора бы перестать обращать на нихвнимание. Но именно сегодня они особенно прекрасны в своих футболках по полторадоллара штуку, именно сегодня их удары точны, а движения – полны скрытойграции, любой из них с ходу мог бы подписать контракт на несколько миллионовдолларов.

Почему я не владею футбольным клубом?

Почему?

И почему вот уже битый час я стою на балконе, вцепившисьруками в поручень?

По той же причине, почему и Эс-Суэйра уже не кажется мнеконечным пунктом назначения. У меня еще будет время разобраться в этом, хотяответ лежит на поверхности – я больше не несчастна.

И еще никогда мир не представал передо мной в таких ярких,таких волнующих красках, еще никогда он не казался таким объемным. Возможно, яошибаюсь, и подобное случалось со мной – нет, не так: подобное уже случилось сомной однажды.

У меня еще будет время разобраться в этом, весыпокачиваются, звенят чашками, на одну готова упасть l'amour, на другую – lemerde, но сейчас я свободна и от одного и от другого, а десятки Рональдо идесятки Рональдиньо и вправду хороши. Где-то внутри меня, там, где досегодняшнего вечера располагалась помойка из самых неприглядных воспоминаний(«Осторожно! Радиация!»), играет одинокий саксофонист, и мотив хорошо узнаваем,что-то вроде «UNFORGETTABLE» Ната Кинг Коула. Обстоятельства, при которых яуслышала его впервые, не так уж важны.

– …Вы любите футбол? – вот он и потревожил сопениеокеана. Голос того, кого я жду битый час – вцепившись руками в поручень.

– Нет.

На кого я похожа с точки зрения фанерной перегородки?Спутанные от ветра волосы, лицо, едва ли не занесенное песком, невнятныйпрофиль (анфас был бы намного выигрышнее), невыразительный голосишко обслуги сресэпшена; теперь я, как никто, понимаю отвергнутого беднягу Доминика.

– Не думал увидеть вас здесь.

– Я тоже не думала увидеть себя здесь. – Неслишком ли провокационно это прозвучало?

Плевать.

– Вы не зарегистрировались.

– Это не моя вина, – тут же уличает меняvip-персона.

– Да, конечно. Но формальности можно отложить до утра.

– Отлично. Значит, сегодня мы…

Vip-персона делает многозначительную паузу, и у меня нетникаких сил дождаться ее окончания.

– Мы – что?..

– Общаемся неформально.

Кто только не клеил меня за последние три года, иногда –такими экстравагантными способами, что выражение «общаемся неформально»выглядит откровенной насмешкой. Почем я знаю, может это и есть насмешка. Скореевсего.

– Меня зовут Алекс. Алекс Гринблат.

АЛЕКС ГРИНБЛАТ. Имя, принадлежащее знаменитому галеристу итеоретику современного искусства, я лично отправила письмо Алексу Гринблату двамесяца назад. Какова вероятность того, что знаменитый галерист, презрев своинью-йоркско-парижско-лондонские дела и сделав ручкой яйцеголовым снобам,появится в заштатной Эс-Суэйре?

Никакова.

Какова вероятность того, что человек, стоящий за фанернойперегородкой, – полный тезка знаменитого галериста и сам является снобом?

Три, максимум – пять процентов. Уже кое-что.

– Не думала увидеть вас здесь.

Я возвращаю Алексу Гринблату фразу, сказанную им самим:отскочив от зеркала моего рта, она упирается в лицо Алекса Гринблата солнечнымзайчиком. Алекс Гринблат морщится от света:

– Я тоже не думал увидеть себя здесь.

– Спонтанное решение отдохнуть на побережье?

– Не совсем, – Алекс Гринблат пристально смотритна меня. – У вас странный акцент.

– Вы не первый, кто пытается определить моюнациональную принадлежность. И еще никому это не удавалось.

– Никому?

– Все попадали пальцем в небо.

– Вы – русская. И думать нечего.

Он угадал. Не потратив на процесс узнавания и минуты, онугадал. Все это время мне страшно хотелось приблизиться к Алексу Гринблату,сделать хотя бы шаг в сторону фанерной перегородки, один безнаказанный шаг. Воти повод.

Сейчас или никогда.

– Вы русская. Я прав?

– Да. – Я делаю его, один безнаказанный шаг.

– Вы русская. И вас зовут Сашa.

«Сашa» в исполнении Алекса Гринблата тоже звучит вполнепо-русски, путаницы с ударениями нети в помине. Но, произнесенное верно, оновызывает во мне глухой протест.