– Вот шутник нашелся, – сказал он, подмигнув мне.

Харви Дженкинс, должно быть, всем рассказал, почему меня не было. Маргоша, Сильвия Дюбуа и Франсуа ле Фор подходили ко мне, обнимали и говорили теплые слова.

Дженкинс ненадолго задержался после смены. Потом настало время прощаться.

– Я знаю, возможно, это уж слишком, – извиняясь, сказал он, – но у меня к тебе есть одна просьба. Завтра утром парк отправится дальше, и паровая машина должна быть готова к транспортировке. Не могла бы ты выгрести угли из топки и опорожнить котел сразу, как кончится твоя смена? Иначе сталь и чугун не успеют остыть до утра. Вообще-то, это моя работа, но мне бы так хотелось подольше побыть у Евлалии. Это наш последний вечер вместе…

Я кивнула. Ну как я могла ему отказать? Ведь он только что вступился за меня и не дал директору прикарманить мой заработок.

– Спасибо! – сказал Дженкинс и просиял. – Ну и еще, раз уж ты все равно задержишься… было бы просто замечательно, если бы ты отсоединила трос от карусели.

Я снова кивнула.

Дженкинс, улыбаясь, протянул мне руку, и я пожала ее.

– Рад был с тобой познакомиться, Салли Джонс, – сказал он. – Уверен, что наши пути еще пересекутся. Мир не так велик, как кажется. Особенно для нас, бродяг.

Когда в полночь парк закрылся, все работники тут же начали собирать свои вещи. Я сразу пожалела об обещании, данном Дженкинсу. Приготовить паровую машину и котел к перевозке – изрядная работа. Мне предстояло провозиться много часов, возможно, до самого рассвета.

Взглянув на меня, Сильвия Дюбуа все поняла.

– Нечего тебе одной возиться с этой развалюхой! – сказала она. – Ты только что была в море и спасала людей! Мы с Франсуа тебе подсобим!

Втроем мы управились часа за два. С реки дул нежный ночной бриз, когда я в последний раз вышла из луна-парка и пошла в сторону Кайш-ду-Содре. Мне повезло, и я успела на трамвай, который как раз отходил от остановки. Тяжело опустилась на сиденье и прижалась головой к прохладному стеклу.

Проснулась я от того, что мне на плечо легла рука кондуктора.

– Я тебя знаю, – дружелюбно сказал он. – Кажется, тебе выходить?

Я смущенно заморгала на свет, потом поглядела в окно. Трамвай подъехал к остановке на Руа-да-Алфандега. Я благодарно кивнула кондуктору и выскочила из вагона.

У реки было спокойно и тихо. Луна отбрасывала бледные голубые отблески на причалы и пришвартованные суда. Я шла медленно, глубоко вдыхая морской воздух, и вспоминала о Старшом. За то время, что его не было, мне особо некогда было размышлять о том, как он устроился. Возможно, сейчас «Фуншал» стоит на рейде у Рио-де-Жанейро. Возможно, Старшого отпустили на берег и он сидит где-нибудь в уличном кафе на набережной…

Мои мысли вдруг резко оборвались. Я стояла у «Хадсон Квин», всего в нескольких метрах от трапа.

С левого борта в иллюминаторах машинного отделения горел слабый свет.

Секунду-другую я вспоминала, потушила ли я, уходя, керосиновую лампу.

Но потом увидела, что свет подрагивает. Как от раскачивающегося фонаря.

На борту кто-то был.

Я стояла на пристани в полной растерянности. Прошло немного времени, и свет в иллюминаторе стал ярче. Взломщик, должно быть, оставил машинное отделение и теперь взбирался по трапу. Дверь в любой момент могла распахнуться…

Я попятилась, озираясь по сторонам. Чуть вдалеке на причале были сложены какие-то ящики. Я побежала туда и спряталась между ними.

Свет на «Хадсон Квин» потух. Но теперь послышался скрип несмазанных петлей. Это открылась дверь машинного отделения. Луна зашла за тучи, и бот почти целиком погрузился во тьму. Я сощурилась. Кто-то высокий и тощий двигался по борту в сторону кормы. Вскоре в рулевой рубке загорелся слабый свет.

Мое сердце бешено стучало. Я узнала эту фигуру.

Это был Харви Дженкинс. С Петухом на плече.

Что он там делает?

И как попал внутрь?

Взломал двери?

Это казалось безумием. И все же… Никакого другого объяснения не было.

И тут я поняла, почему Дженкинс попросил меня привести в порядок паровую машину. Вовсе не потому, что встречался с Евлалией. Он не хотел, чтобы я раньше времени вернулась на «Хадсон Квин»!

Потом я вспомнила про перо, которое нашла накануне в мастерской. Видно, Дженкинс приходил сюда и раньше…

Передо мной промелькнули и другие воспоминания последних недель. Внезапно я почувствовала себя ужасно глупо. Ведь у меня не раз возникали смутные подозрения на его счет. И все равно я не поняла, что происходит.

Мне захотелось выбежать из укрытия, взойти на борт и заставить Дженкинса объясниться. Но разумно ли это? Если я застукаю его с поличным, Дженкинс, возможно, набросится на меня. Ведь, как ни крути, он взломщик и вор.

А впрочем, так ли это? Станет ли настоящий вор грабить такую развалюху, как наша «Хадсон Квин»? У нас со Старшим нет ценных вещей…

И тут я вспомнила: тюрбан! Я совсем забыла про драгоценный тюрбан, который однажды выменяла у моего друга, махараджи Бхапура. Не его ли ищет Дженкинс?

Нет, тюрбан бы он уже давно нашел. Он хранился в моем рундуке, найти его ничего не стоило…

Дженкинс все еще возился с чем-то в рулевой рубке. Горел фонарь, и время от времени до меня доносились глухие удары и странный стук. Что там творится? В рубке брать вообще нечего, кроме нактоуза и машинного телеграфа. А это тяжелые, громоздкие приборы, которые Дженкинс никак не сможет вынести один.

Когда свет наконец погас, ощущение у меня было такое, будто я простояла в укрытии целую вечность. Тень переместилась на бак, скрипнула дверь камбуза. Зажегся фонарь, и через мутное стекло иллюминатора слабо виднелся трепещущий, беспокойный огонек.

Прошло еще немного времени, прежде чем Дженкинс вышел на палубу и закрыл за собой дверь. Стало совсем тихо, и мне показалось, что я слышу, как щелкнул язычок замка, когда повернули ключ.

У Дженкинса что, собственный ключ?..