– Вот вы где! – облегченно воскликнула она, завидев нас. – Я жду вас уже целую вечность!

Роза попросила шофера не уезжать и прошла с нами в мастерскую.

– У меня серьезные проблемы, – сказала она мне. – И, боюсь, кроме тебя никто не поможет.

Дело касалось стоявшего на карантине итальянского судна. Того самого, о котором прочла в газете Сильвия Дюбуа. Роза коротко объяснила суть:

– Часть пассажиров – бедные эмигранты, – сказала она. – Они плыли в Англию, надеясь найти там лучшую долю. Вероятно, кто-то заболел еще до отплытия из Салерно. Инфекция распространилась, заразились другие пассажиры и члены экипажа. Больным нужна срочная медицинская помощь. Иначе многие могут погибнуть. Больше всех рискуют дети.

Роза тяжело вздохнула.

– Судно стоит на рейде на той стороне реки. Только вчера вечером министерство здравоохранения разрешило мне перевезти больных на охраняемую военную базу в порту. Сейчас сотрудники моей клиники разворачивают там полевой госпиталь. Но один вопрос так и не решен…

Роза судорожно сцепила руки.

– Мы не знаем, как доставить пациентов на берег. Нам дали катер, но ехать никто не соглашается. Военный флот отказался. Береговая охрана тоже. Портовая администрация тоже говорит «нет». Они не хотят рисковать своими служащими. И я могу их понять. Дифтерия – страшная болезнь.

Роза посмотрела мне в глаза и добавила:

– Но она заразна только для людей…

Синьор Фидардо освободил меня от работы в мастерской на то время, что я буду нужна Розе Домингеш. И пообещал отправить в луна-парк посыльного, который объяснит, почему меня не будет несколько дней.

Мы с доктором быстро сели в поджидавшее такси и примерно через час въехали в ворота военно-морской базы в Белене. Солдат в форме указал нам дорогу между казармами и бараками к причалу, где стояли серые военные корабли.

Катер, предоставленный для транспортировки, был открытым паровым баркасом тридцати метров в длину и вмещал около двадцати пассажиров. Пар уже был поднят до метки, так что я сразу отчалила, взяв курс на юг. Роза объяснила, как будет проходить эвакуация. Больных в самом тяжелом состоянии надо переправить на берег в первую очередь. Потом заберем тех, у кого симптомы полегче. Здоровых оставим пока на борту.

Пароход «Кампания» стоял на рейде довольно далеко от берега. На грот-мачте под краспицей реял черно-желтый карантинный флаг. Пока я швартовалась, Роза надела защитную маску и перчатки. Нам бросили веревочный трап, и я залезла на борт.

Я, конечно же, думала, что мое появление вызовет переполох. Но атмосфера на борту была настолько накаленной и взрывоопасной, что никто даже не посмотрел в мою сторону. Человек сто теснились и толкались, стремясь поскорее оставить судно и первыми сесть на баркас.

Несколько членов экипажа пытались сдержать раздраженную толпу. Какой-то человек, судя по всему, командир судна, размахивал ружьем. Раздавались крики и ругань. Ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля.

И вдруг среди всего этого хаоса вперед шагнула женщина. Высокая, очень прямая, одетая, как простая крестьянка, – в пестрых юбках и черном платке на голове. Не раздумывая, она выхватила у капитана ружье, направила ствол вверх и пальнула в воздух.

Выстрел грянул звонко и оглушительно. Все замерли точно парализованные. Женщина вернула ружье капитану. Тот с ошарашенным видом принял его.

– Вы все здесь знаете, кто я, – сказала женщина глубоким ровным голосом и медленно обвела взглядом всех пассажиров. – Сохраняйте спокойствие и делайте так, как велят капитан и его люди. Больных надо доставить на берег первыми. А мы подождем.

Какой-то здоровяк стал возмущаться, срываясь на пронзительный визг. Это был типичный пассажир первого класса, в ладно скроенном шерстяном костюме и элегантных кожаных туфлях. Женщина молча взглянула на него. Их взгляды встретились, он запнулся, что-то промямлил. А потом умолк. Толпа медленно отступила и, приглушенно ропща, рассеялась.

Женщина повернулась ко мне. Черты ее лица были серьезны, под светло-оливковой кожей слегка проступали скулы.

– Ну, обезьяна, давай, делай свое дело, – сказала она и села в тени за рубкой.

Кто была эта женщина и почему она имела такую власть над другими пассажирами, я узнала очень нескоро. В ту минуту я понимала только то, что без нее мы бы с Розой не справились.

Эвакуация «Кампании» и без того оказалась трудным делом. В грузовом трюме разместили пассажиров третьего класса. Там было темно и тесно. Сладковатый запах болезни вызвал у меня легкий приступ тошноты. Слабо светили керосиновые лампы, и я слышала, как по темным углам копошатся крысы.

Мне потребовалось два часа, чтобы перенести на баркас двадцать самых тяжелых больных. В основном это были дети с распухшими шеями и пылающими лбами. Кто-то при виде меня испугался, кто-то решил, что это сон. Но ни у кого не было сил сопротивляться, когда я выносила их из трюма.

Несколько мужчин, уже заболевших, усердно помогали мне. Мы клали больных на носилки из парусины, которые я потом спускала на баркас при помощи веревки и блоков. Роза принимала носилки и удобно рассаживала или укладывала больных на палубе.

В тот вечер, прежде чем на реку упали сумерки, мы сделали четыре ходки на «Кампанию» и обратно. Чуть меньше половины больных теперь могли получить медицинскую помощь в полевом госпитале.

И я, и Роза валились с ног от усталости.

На следующее утро с Атлантики задул крепкий западный ветер. Волнение на реке еще больше усложнило пересадку пассажиров. Был уже вечер, когда мы наконец приготовились отплыть с последними больными от пораженного болезнью корабля.

Спускаясь по веревочному трапу на баркас, я заметила женщину, которая днем раньше остановила бунт на «Кампании». Она стояла одна у фальшборта и едва заметно кивнула мне на прощание. Я кивнула в ответ.

Когда мы подошли к пристани военно-морской базы, было уже восемь. Люди в защитных костюмах вымыли меня с ног до головы карболовым мылом и выдали новый комбинезон со склада флотской базы. Мою старую одежду полагалось сжечь.

Розы Домингеш поблизости не было. Вероятно, она оказывала помощь только что прибывшим пациентам. Остальным тоже было не до меня. Так что я пешком вышла с базы и доехала на трамвае до Алфамы.