–Виноват, – болезненно вскрикнул он и приподнял над головой шляпу.

–Ничего, не страшно, – сдавленно ответила дама, бросив на мистера Уипплстоунавзгляд, для описания которого ему удалось отыскать только два слова –“плотоядный” и “непроспавшийся”.

Муж ееобернулся и, видимо, счел необходимым завязать разговор.

– Неочень-то тут поманеврируешь, – гаркнул он. – Что?

–Вполне, – ответил мистер Уипплстоун.

Оноткрыл кредит и вышел из магазин, намереваясь продолжить свои исследования.

Вскореон оказался на том самом месте, где ему повстречалась черная кошка. Большойгрузовик задом въезжал в гараж. Мистеру Уипплстоуну почудилось вдруг, что онкраем глаза заметил быстро метнувшуюся тень, а когда грузовик затих, вроде быдаже услышал, почти услышал, бестелесный, жалобный вскрик. Однако никаких подтвержденийэти фантазии не получили, и он, странно взволнованный, пошел дальше.

В самомконце Мьюс, за проулком, находится что-то вроде пещеры, бывшей прежде конюшнейи затем переделанной в лавочку. В описываемое нами время здесь обитала толстая,злобного обличия женщина, лепившая из глины свиней, предназначенных служитьлибо упором для входной двери, либо – у этих на боках изображались розы имаргаритки, а в спинах имелись дырки, – сосудами для сметаны, а то и вазами дляцветов, это уж какая кому приспеет фантазия. Размеры свиней менялись, но общееих устройство оставалось всегда одинаковым. Печь для обжига стояла у заднейстены пещеры, и когда мистер Уипплстоун заглянул вовнутрь, толстая женщинавперилась в него из темноты неподвижным взглядом. Над входом висела вывеска:“Кс. и К. Санскрит. Свиньи”.

“Истиннокоммерческая прямота”, – подумал мистер Уипплстоун, усмехаясь собственнойшутке. Интересно, к какой национальности может принадлежать человек, носящийфамилию Санскрит. К итальянской, наверное. И что это за “Кс.” такое? Ксавье?“Зарабатывать на жизнь, бесконечно воспроизводя глиняных свиней? – подивилсяон. – Да, но что напоминает мне эта странная фамилия?”

Сознавая,что укрытая тенью женщина по-прежнему глядит на него он свернул в сторонуКаприкорн-Плэйс и направился к розоватого кирпича стене на дальнем конце этойулочки. Через проем в стене можно было, покинув Каприкорны, выйти на узкий,идущий вдоль пределов Базилики проход, от которого ответвляется проулок, выводящийпешехода к Дворцовым Садам во всей их красе. Здесь воздымает свой гордый фасадпосольство Нгомбваны.

МистерУипплстоун полюбовался розовым флагом с изображением зеленого копья и солнца имысленно обратился к ним с речью. “Да, – сказал он, – вот и ты, и желаю тебеоставаться здесь подольше”. Тут он вспомнил, что в скором, хоть и не определенномпока времени, но безусловно в ближайшем будущем, если конечно не случитсяничего ужасного, посол и все присные его начнут, бесконечно переругиваясь,готовиться к государственному визиту их непредсказуемого Президента ивыискивать за каждым деревом злоумышленников. Специальная служба приметсяизводить всех и вся дотошными жалобами, а МИД немного встряхнется, хотя быотчасти утратив свою вечную невозмутимость. “Я-то со всем этим покончил, чему следуеттолько радоваться (и пора бы мне свыкнуться с этой мыслью). Так я полагаю”, –прибавил он. И мистер Уипплстоун, ощутив легкий укол боли, повернул к дому.

Глава вторая

Люси Локетт

Ужебольше месяца мистер Уипплстоун жил в своем новом доме. Жил уютно и мирно,однако дремотным назвать его существование было нельзя. Напротив, смена обстановкисловно бы пробудила его. Он уже совершенно приладился к жизни в Каприкорнах. “Всущности, – писал он в своем дневнике, – Каприкорны похожи на деревушку,обосновавшуюся в самом центре Лондона. В магазинах раз за разом сталкиваешьсявсе с теми же людьми. Теплыми вечерами местные жители гуляют по улицам. Можнозаглянуть в “Лик Светила” и тебе поднесут, я рад это признать, весьмаприличный, да что там, просто превосходный белый портвейн”.

Дневникмистер Уипплстоун вел уже несколько лет. До нынешней поры он ограничивался внем сухим изложением фактов, временами приправленном иронией, которой онотчасти прославился в МИД’е. Однако теперь его записи – сказывалось влияние новойобстановки – стали более пространными, порой даже игривыми.

Стоялтеплый вечер. Окно в кабинете было открыто, шторы раздернуты. Закатный свет,пронизавший платаны и воспламенивший купол Базилики, уже блекнул. В воздухевитали ароматы свежеполитых садиков, приятные звуки шагов вперемешку снегромкими голосами вплывали в окно. Приглушенный рев Баронсгейт казался далеким,всего лишь фоном, подчеркивавшим царившую здесь тишину.

Онположил ручку, позволил моноклю выпасть из глазницы и с удовольствием огляделкомнату. Все чудесным образом встало по местам. Старая мебель, благодаря уходуЧаббов, положительно сияла. Красный кубок мерцал на подоконнике, а пейзаж АгатыТрой, казалось, светился собственным светом.

“До чегоже все замечательно”, – думал мистер Уипплстоун.

В домебыло очень тихо. Чаббы, насколько он понимал, отправились по своим вечернимделам, впрочем, они приходили и уходили столь неслышно, что сказать что-либонаверняка было невозможно. Пока он возился с дневником, до него доносилиськакие-то шаги на ведущих в полуподвал железных ступеньках. Мистер Шеридан был усебя, принимал гостей.

Онвыключил настольную лампу и подошел к окну. Только двое людей и виднелись наулице – мужчина и женщина, приближавшиеся со стороны Каприкорн-Сквер. Свет израскрытых дверей “Лика Светила” на миг окатил их, позволив мистеру Уипплстоунуразглядеть обоих получше. Оба оказались неумеренно толстыми, что же до женщины,в ней проглянуло что-то знакомое.

Ониприближались, погружаясь в тень от платанов и вновь выходя из нее. Повинуясьсмешному порыву – как будто он за ними подглядывал! – мистер Уипплстоун немногоотступил от окна. Женщина, казалось, смотрела ему прямо в глаза: мысль нелепая,поскольку видеть его она не могла.

Теперьон понял, кто это: миссис или мисс Кс. Санскрит. А ее спутник? Брат или супруг?Почти наверное брат. Свиноваятели.

Они ужепокинули тень и, облитые светом, пересекали Уок. И он, наконец, увидел обоих вовсей их кошмарной красе.

Жуткоевпечатление создавалось не только тем, что они заплыли жиром настолько, чтомогли бы позировать друг дружке в качестве натурщиков для их скульптурныхтворений, и не тем, что разряжены они были совершенно непристойным образом. Внаши отличающиеся вседозволенностью дни никакой наряд чрезмерно непристойным некажется. И не только в том было дело, что мужчина носил браслеты на запястьях илодыжках, ожерелье и серьги, что волосы его спадали из-под расшитой головной повязки,словно болотные водоросли. Не только в том, что женщина (лет пятидесяти, неменьше, подумал мистер Уипплстоун) напялила великанские шорты из черной кожи,черную шнурчатую блузу и черные сапоги. Сколь ни чудовищными выглядели эти гротескныеукрашения, они совершенно меркли в сравненьи с глазами и ртами Санскритов,густейшим образом накрашенными у обоих, как с почти паническим чувством увиделтеперь мистер Уипплстоун.