Оникатили по городу, сопровождаемые двумя сверхъестественно проворными, пышноэкипированными мотоциклистами. “Бритоголовые, хулиганье на мотоциклах,патрульные полицейские, вооруженный эскорт, что сообщает им всем, – размышлялАллейн, – всякий раз как они газуют и с ревом срываются с места, выражение угрожающейвульгарности?”

Машинанеслась по заполненным людьми, безжалостно сверкающим улицам. У Аллейнаотыскалось по нескольку добрых слов для каждого из огромных белых кошмаров –Дворца Культуры, Дворца Правосудия, Дворца Городской Администрации. Адъютант сполнейшим удовлетворением слушал его учтивые речи.

– Да, –соглашался он. – Все очень хорошие. Все новые. Построены при Президенте. Оченьзамечательно.

Машин наулицах было много, замечалось, впрочем, что поток их расступается передэскортом, будто Красное море перед Моисеем. На седоков президентского автомобиляглазели, но издали. Один раз, когда они резко свернули направо и на мигпритормозили, задержанные встречной машиной, их шофер, не повернув головы, сказалводителю этой машины что-то такое, отчего тот пошел испуганными морщинами.

Когдаглазам Аллейна, женатого на художнице, представала какая-либо сцена, все равнокакая, он видел ее словно бы двойным зрением. Будучи полицейским, прошедшимсуровую выучку, он машинально выискивал в ней отличительные черты. Будучичеловеком, проникшимся всеми тонкостями той манеры видеть окружающее, котораябыла присуща его жене, он искал созвучные элементы. Сейчас, погрузившись втолчею округлых черных голов, которые танцевали, перемещались, скапливались ирасходились среди неумолимого зноя, он видел эту сцену такой, какой могла бынаписать ее жена. Среди множества зданий постарше он выделил одно, которое какраз начали красить заново. Сквозь краску проступал призрак прежней надписи“ИМПО ТНАЯ О ГОВЛЯ САНС РИТА”. Он увидел красочную группу людей, движущихся вверхи вниз по ступеням здания, и подумал о том, как Трой, упростив их движение,переставив их и убрав ненужное, могла бы придать им ритмический смысл. Она бынашла в их толпе фокальную точку, думал он, какую-нибудь фигуру, котораяподчинила бы себе все остальные, фигуру первостепенной важности.

И в тотсамый миг, как эта мысль пришла ему в голову, перестановка совершилась самасобой. Фигуры людей перетасовались, словно кусочки стекла в калейдоскопе, ивыделили фокальную точку ­ человека, не заметить которого было нельзя, ибо тобыл неподвижно застывший, гротескно толстый мужчина с длинными светлыми волосами,облаченный в белый костюм. Белокожий.

Мужчинауставился на машину. До него было не меньше пятидесяти ярдов, но для Аллейнаони словно бы обратились в футы. Двое взглянули в глаза друг друга, иполицейский сказал себе: “К этому типу следует присмотреться. Явный мерзавец.”

Калейдоскоп,щелкнув, смешался. Стеклышки скользнули, рассыпались и вновь собрались воедино.Поток людей, выливавшийся из здания, стекал по ступеням и расточался. Когдамежду фигурами вновь образовался просвет, белого человека в нем больше не было.

IV

– Делотут вот какое, сэр, – торопливо говорил Чабб. – В номере один работы на целыйдень все равно не хватает, и опять же нас здесь двое, вот мы и стали подрабатыватьработу по соседству, временно. К примеру, миссис Чабб спускается через деньвниз, к мистеру Шеридану, прибирается там, а я хожу к Полковнику, – тут наплощади живут полковник и миссис Кокбурн-Монфор, – каждую пятницу, на два часа,а воскресными вечерами мы сидим с ребенком в номере семнадцатом по Уок. Иеще...

– Да, японял, – сказал мистер Уипплстоун, надеясь остановить словоизвержение Чабба.

– Чтобыу нас тут какой недосмотр случился или неисправность, сэр, это ни в коем случае,– вставила миссис Чабб. – На нас никто не жалуется, сэр, честное слово, никто.Мы просто хотим с вами условиться.

– Иконечно, сэр, жалованье наше соответственно урезается. Мы ничего другого и неожидаем, сэр, как можно?

Онистояли бок о бок с обеспокоенными круглыми лицами, тараща глаза и приоткрыврты. Мистер Уипплстоун выслушал их, храня на лице врожденное выражениевнимательной отрешенности, и в конце концов согласился на их предложение – чтошесть дней в неделю Чаббы будут с утра полностью находиться в его распоряжении,включая завтрак, ленч и обед; что при условии поддержания дома в должномпорядке, они могут заниматься мистером Шериданом и кем им угодно пособственному усмотрению; что по пятницам мистер Уипплстоун станет второй раззавтракать и обедать в клубе или где-то еще, и что жалованье их, как выразилсяЧабб, “соответственно урезается”.

–Большинство здешних, сэр, – принялся объяснять Чабб, когда эта договоренностьбыла в основном достигнута и они перешли к обсуждению мелких деталей, – пользуютсякредитом в “Неаполе”. Возможно, и вы предпочтете иметь дело с ними.

– Анасчет мясника, – сказала миссис Чабб, – так тут есть...

И ониподробно рассказали ему об удобствах, с которыми сопряжена жизнь наКаприкорнах.

МистерУипплстоун сказал:

– Всеэто звучит весьма привлекательно. Знаете, я, пожалуй, пойду прогуляюсь и заодноогляжусь.

Так он исделал.

“Неаполем”назывался один из четырех магазинчиков, стоявших на Каприкорн-Мьюс. В качестве“магазина” он был сведен до абсолютного минимума: узкой полоски пола, накоторой покупатели стояли гуськом да и то не больше восьми человек зараз, еслиони соглашались потесниться. Владела магазинчиком итальянская чета – смуглый,всегда чем-то озабоченный муж и такая же смуглая, полная и веселая жена. Впомощниках у них состоял здоровенный, шутливый кокни.

Магазинчикоказался очень мил. Владельцы сами солили бекон и ветчину. Мистер Пиреллиизготовлял по собственному рецепту паштет и замечательно вкусный террин. Сырытут были просто великолепные. Бутылки сухого “Орвьето” и других итальянских винтеснились на верхних полках. Другие полки были уставлены разного родаэкзотическими деликатесами. Обитатели Каприкорнов частенько высказывались в томсмысле, что “Неаполь” это карманный “Фортнум”. Собак в магазин не допускали, носнаружи у дверей были предусмотрительно вделаны в стену крючья для поводков, ипо утрам вдоль стены располагался целый собачий собор, состоявший изпредставителей самых разных пород.

МистерУипплстоун обогнул собак, вошел в магазин и купил многообещающего вида кусок“камамбера”. В магазине присутствовал уже виденный им на улице багроволицыймужчина с армейской выправкой, неизменно одетый в безупречный костюм иперчатки; мистер Пирелли, обращаясь к нему, называл его “полковником”. (Монфор?– подумал мистер Уипплстоун.) С ним была его супруга. Устрашающая дама, решилпривередливый мистер Уипплстоун, с физиономией беспутного клоуна и чересчуррасфуфыренная. На лицах обоих запечатлелось выражение старательной осмотрительности,которое мистер Уипплстоун приписал опасному воздействию сокрушительногопохмелья. Дама, вытянувшись и замерев, стояла за спиной мужа, но когда мистерУипплстоун приблизился к прилавку, отшагнула в сторону и врезалась в него,вонзив ему в ступню острый каблук.