— Что-то я не уловил…

— Так и понимай, — весело подмигнул Миша. — Здесь просто другой земли нет, кругом песок. Если где-то нужно дерево, кустик или даже травка, привозят немного земли, насыпают сверху и сажают. Только нужно провести резиновую трубку, чтобы капала вода.

— А откуда они её привозят, землю? — Поинтересовался Леша.

— Вот это я пока не знаю, — затруднился с ответом Миша, — надо порасспросить у местных.

— Ну ладно, а так, какой он, этот Израиль?

— Сейчас покажу.

Миша сорвался с места и крикнул издали подождать. Лёша остался перед экраном и вскоре увидел, что Миша что-то тащит. Потом на экране показались его руки, вцепившиеся в мяч. Но оказалось, не в мяч, а в глобус, который с трудом вместился в экран и Миша его немного отодвинул. Его рука накрыла какую-то точку и радостный голос произнес:

— Вот он, Израиль, теперь видишь?

— Ты же его пальцем закрываешь!

— Ну вот, теперь видишь? — Миша чуть сдвинул палец. — Он прямо на берегу моря.

Лёша пригляделся, рассмотрел лишь короткую черточку вдоль моря и вспомнил, что ещё весной они уже разглядывали это с Мишей. Он попросил того подождать и сбегал за бабушкиной лупой. Но и лупа не очень помогла.

— Какой он крошечный. Как ты там живёшь? Рядом с вами там Дания, она пошире.

— Не Дания это, а Иордания. И не такой уж он маленький. Это он на глобусе такой, а выйдешь на улицу — огромный, конца-края не видно. Он отложил глобус и широко раскинул ладони за край экрана. Тебе он кажется маленьким, потому что ты здесь не был. А некоторые живут здесь всю жизнь и не всё осмотрели.

Потом он рассказал, как в конце лета они с папой решили пойти на море, и они шли, шли, жара, а моря всё нет. Автобусы не ходят, часа два шли.

— Представляешь, даже папа устал. Он, правда, немного нес меня на плечах. Мне сначала понравилось, как на лошади, он даже подпрыгивал, а потом вижу — нас велосипед обогнал. Ну, мне обидно стало, я и слез. Но зато мы потом на песке повалялись, крепость строили и поплавали, только медузы здесь вредные.

— Автобусов там, наверное, нет, потому что Израиль такой маленький, что они и не нужны, — догадался Лёша.

— Ты что? — даже обиделся Миша, — автобусов здесь полно, но они не ходили, потому что была суббота. В обычный день папа работает, вот и пришлось добираться в субботу. Нет, у кого есть машина, тот ездит, что ему сделаешь, а у нас пока машины нет.

— Погоди, о чем ты, — перебил Лёша, — почему автобусы не ходят? Люди отдохнуть хотят, а им приходятся по жаре тащиться?

— А как же шофер, он же тоже в этот день не работает… — объяснил Миша.

— Ну, ты даешь! — не сдавался Лёша. — У нас тоже в субботу все отдыхают, а водители работают. Помнишь дядю Серёжу из нашего подъезда? Он даже любит в праздники работать, ему за это платят больше.

— Конечно, помню. А у нас он бы не работал, никто бы ему не разрешил. — уверенно возразил Миша.

— Как интересно. Я бы, конечно, понял, если бы в такой день шоферов не заставляли. Но если он сам хочет — кому какое дело. Желает отдыхать, имеет право, а не хочет, его проблемы.

— Я и сам, Лёша, не сразу понял, и даже родители не скоро сообразили, возмущались даже, а я уже им потом объяснил, мы в школе это проходили.

— А такси в субботу тоже не работает?

— Такси есть, но дороже чем в обычный день. Пока папа столько не зарабатывает.

Миша солидно вздохнул и популярно втолковал Лёше, что у них в праздники человек обязан набираться сил, даже если у него другие планы. Потому что бог создал мир за шесть дней, а на седьмой сел отдыхать. Даже бог за шесть дней устал, а тебе что, больше надо?

Начинается это всё в пятницу вечером и в следующий день, с утра до вечера, никто не работает, даже магазины закрыты и поликлиники. Нельзя писать, рисовать и даже зажигать огонь. И лифт вызывать нельзя, он сам ездит туда-сюда, автоматически. А новая неделя начинается в воскресенье, это первый день и все работают до седьмого дня, то есть, до следующей субботы. — Миша глубоко выдохнул, видно было, что ему всё это ясно, но не очень нравится.

— Мы-то дома делаем, что хотим. Вот я связался с тобой в субботу, а тоже нельзя. Но с местными лучше не вредничать, они и так нас держат за чужаков. Чуть что, сразу: поезжай в свою Россию. Мы с мамой уже говорим на иврите, а папа понимает, но сказать может только что-нибудь простое.

— Что я слышу? — удивился Лёша, — ты с мамой теперь говоришь не на русском?

— Скажешь тоже, — засмеялся Миша, — я умею говорить, и мама умеет тоже. Конечно, мы дома говорим только по-русски. Меня родители даже называют Мишей, а все остальные — Микаэль. Всем им кажется, что «Миша» звучит очень смешно.

— Оказывается, это очень трудно переехать в чужую страну, — заключил Лёша, — да ещё в такую крошечную.

— Мы уже почти привыкли, а сначала растерялись, теперь даже вспоминать смешно. Я, было, подумал, что самолет заблудился и это вовсе не Израиль. Никаких евреев, таких, как мы, почти что нет: ходят странные люди, негры, арабы, даже китайцы. Мама спрашивает у папы: где же тут жидовские морды, одни мы? А остальные попрятались, что ли? Потом только узнали, что местные называют себя иудеями. Кто верит в бога, тот и свой. И не важно, белый ты или краснокожий. Демократическая страна! — Миша поднял вверх указательный палец.

— Сдохнуть можно! — удивился Леша, — значит, в нашу церковь, на Якиманке, одни евреи ходят.

— Ну, насмешил! Боги бывают правильные и не очень, — торжественно и немного иронически произнес Миша. — Кто молится по-ихнему, тот и еврей. Бог, который в библии, правильный, а евангелие и коран в школе даже не учат.

— Но тебе и твоим родителем этот их обычай до лампочки. Вы же в эти сказки о боге не верите.

— Сказки о боге тут очень важны, даже для тех, кто не верит. Без этого страна развалится. Здесь это главная еврейская мудрость.

— Совсем ты меня запутал, Миша. Верующие всюду есть, во всех странах. И верят, кто во что. И чтобы без этих выдумок страна погибла!?

— Это не я запутал. Это кто-то напутал и очень давно. Собрали здесь сначала европейских евреев, вроде нас, потом