– С ним первый раз такое, честно. Рон у меня хороший, никогда никого не кусал, на гостей не лаял. Что с ним – ума не приложу.

«Даже знать не хочу, – перевела дух Майя»

– Чего? Ты что-то сказала?

– А? Что? Нет, ничего.

Катрина представила Майю двоюродной прабабушке. Своих детей у двоюродной прабабушки не было. Она не признавала себя прабабушкой, предпочитая, чтобы её называли тётей. Однако к ее мнению практически никто не прислушивался.

Прабабушка Владлена была миниатюрной почти кукольной дамой за девяносто с морщинистым лицом, будто пересушенное в духовке овсяное печенье. У неё тоже была металлическая дверь вместо сердца. Ее иссохшиеся мочки свисали прямо до узеньких плеч, и вот-вот грозились лопнуть. Несмотря на это она продолжала требовать, чтобы ей надевали самые крупные серьги с необработанными рубинами. Ей вечно было холодно, и она куталась в норковую накидку, даже сидя у раскочегаренного камина. На деле, она боялась, что шубу попросту украдет кто-то из прислуги, либо сама хозяйка. Хотя Клара не смогла бы впихнуть в меховой рукав даже свой пухлый мизинец.

Прабабушка, сидя перед камином, бормотала что-то под нос. Стоило ей заметить девочек, как она усадила их напротив себя и начала рассказывать.

– Я отчетливо помню войну с масколикими, когда еще Полуночник не владел 9-тью тайными комнатами…

– Прабабушка Владлена… Это ж было 266 лет назад… А тебе всего 92…

– Не перебивай, когда я рассказываю! Я помню эти события! Помню, как свои семь пальцев.

– Их у тебя пять… Я эту историю слушаю не знамо в какой раз, – вздохнула Катрина.

Майя не могла сосредоточиться. В гостиной то и дело раздавался ритмичный стук. Это тиканье как от часов проникало в мысли, влезало в голову и мешало соображать. Это был стук сердца Руси, находящиеся за стеной с огромными золотыми лицами-масками. У каждого лица во рту была блестящая дверная ручка. Что спрятано за этими дверьми, Майе знать не хотелось.

– Даралина! – топнула хилой ножкой прабабушка Владлена – ну я же рассказываю. А ты…

– Да-да-да… Я вся во внимании, – ответила Катрина.

– Почему она называет тебя Даралиной?

– Это её племянница. Мне каждый в нашем роду хоть раз говорил, что я точная копия своей бабки. Такие же ржавые кудри, такой же вздорный характер.

Внезапно что-то пошло не так. Взгляд прабабушки Владлены на секунду прояснился. Майя уловила в нем осознанность и растерянность. Старушка оглядела с головы до ног Катрину с Майей и глаза её расширились от злости и презрения. Дрожащим костлявым пальцем она указывала Майе прямо в лицо и взвыла:

– Ах ты, Чертова Клумба! Что ты опять забыла на пороге моего дома?! – голос у старухи оказался истерично визгливым.

Майя оторопела. Она никогда не только не была внутри Руси, но и ниже уровня метрополитена не спускалась.

– ВОН! ВОН! ВОН ОТСЮДА! Я прокляну тебя Медея…

Краем глаза Майя заметила, что у вошедшего в гостиную Димитрия Л’Горностаева губы расплылись в недовольную тонкую нитку.

– Медея, – одними губами прошептала Майя, – Медея окта Малахита. Мама.

Клара Л’Горностаева будто услышала шепот Майи, встала с кресла и подхватив прабабушку Владлену под мышки увела её из гостиной в сторону коридора БАМ, куда выходили все гостевые и детские спальни, туда, где находилась комната самой Владлены.

Катрина, заметив тревогу на лице Майи, схватила её под руку и незаметно от Димитрия, сосредоточенно смотревшего на золотые маски-двери, вытолкнула в примыкающую Ручную комнату.

В домах Нижнебурга Майю уже ничего не удивляло. У Руси были глаза, язык, уши, кровеносная система, сердце, мозги и желудок, а посреди дома в отдельно-отведенной для этого комнате располагалась настоящая рука. Рука Руси занимала собой все пространство Ручной комнаты, лежа неподвижно на полу, словно огромный спящий бульдог.

Майя сидела будто громом пораженная. Она не знала кто, что и как, но когда-то её мать побывала в этом доме, оставив в памяти и душе его обитателей неизгладимый след.

Бабушкина помощница

Руся была настолько огромным особняком, что одной коротконогой Кларе Л’Горностаевой не хватило бы сил поддерживать дом в порядке и чистоте. В штате семьи числилось больше дюжины слуг. Эти слуги даже издали не напоминали тех, что были в обычных человеческих особняках.

Здесь был зубочист, который отвечал за кормёжку Руси и приятный запах в доме. Слуховик и телескопщик следили за работой охраны, вечно подслушивая и подглядывая. Книгосчёт ежедневно подпитывал мозг Руси стопками умных книг и следил за порядком в хозяйской библиотеке. Травопол контролировал прополку сорняков в саду. Важное место занимали три дверохлопа, которые целыми днями бегали и закрывали непослушные двери. Само собой был суповар со своими помощниками и четыре дрессировщицы пыли, под руководством главной. Была также таинственная зодчая, которая управляла домом, персона настолько важная, что о ней боялись говорить.

Ужин начался с выстрела из двуствольного ружья в потолок. У Майи аж заложило уши. Таким оригинальным способом Димитрий звал зубочиста.

Зубочист хозяину послеполуденный выпуск главной газеты Нижнебурга «Оттеняемый». Половину первой полосы занимала собой фотография Майи и Катрины. Димитрий Л’Горностаев усмехнулся под нос и обвел в своем настенном календаре восьмое за этот месяц число серебряной перьевой ручкой с красными чернилами. Любое попадание семьи в газеты считался престижем – хорошим или плохим было это упоминание не имело для Димитрия значение. Его лишь заботил имидж. Сегодня все газеты пестрили заголовками о девочке, ворвавшейся в Нижнебург из Надземного мира.

Стены в столовой понизу были отделаны резными сосновыми панелями, поверху – обиты оливково-зелёным бархатом. Главная парадная люстра не горела, вместо неё столовую по периметру освещали керосиновые лампы. Их изумрудно-голубые расписные плафоны с изображением стрекоз погружали комнату в мерцающий зеленым светом полумрак. Скатерть на длинном овальном столе из черного шелка была заставлена затейливыми столовыми приборами. Тарелки имели вид распустившихся алых маков. Ложки походили на ракушки гребешков. Зубцы десертных вилок были искривлены, как стебли морских водорослей. А ручки ножей украшали фигурки дриад – древесных нимф.

Убранству дома Л’Горностаевых позавидовали бы многие музеи, но хозяева воспринимали окружающее скучающе, как нечто обыденное, не стоящее внимания. Все уселись на свои места. Был здесь также ещё один парень, с которым Майя не успела познакомиться. Он не походил на Л’Горностаевых. Никита относился к нему по-приятельски и называл «Аскольдом». Майя в нерешительности стояла рядом со своим стулом до тех пор, пока брат Катрины не начал отпускать в её сторону шутки:

– Твоя зверюшка ждёт команды «место»? – поинтересовался Никита у сестры.