– С Новым годом! – первым опомнился мой Дмитрий Николаевич.

Виктория секунду помедлила и опрометью выскочила из комнаты. За ней понесся Ренат. Похоже, гонки возобновились. Хорошо хоть Машуня решила сойти с дистанции. Все остальные, кроме Василисы Михайловны, так и остались стоять с поднятыми бокалами, не зная, что делать, и пытаясь выяснить это недоуменными взглядами друг на друга. Что касается Василисы Михайловны, то вела она себя достаточно странно. Отрешенно глядя на облюбованную точку на стене, большой деревянной ложкой наворачивала содержимое сразу из трех салатниц.

– Все-таки с Новым годом! – рассудительно произнес Борис.

Мы недружно и тихо повторили его слова и опустошили бокалы.

– Может быть, стоит вернуться к цивилизации? – с сомнением спросил Вячеслав. – Хотя бы для того, чтобы достойно проститься с надеждами, связанными с корейским салатом. – И, не дождавшись ответа, пошел к выключателю.

Свет люстры, показавшийся особенно ярким, безжалостно вернул к реальности. Убранство праздничного стола совершенно не вязалось с выражением более чем унылых лиц присутствующих.

– А где Алька? – растерянно поинтересовалась Машуня.

Никто из нас не видел, когда она вышла из комнаты.

– Кто выпустил Бармалея?!!! – раздался из кухни возмущенный голос моего сына. – Он дожирает нашего жареного гуся!

Жуткий собачий вой раздался сверху почти сразу же после того, как все, кроме Василисы Михайловны, дружно высыпали из-за стола. Правда, с разными намерениями. Карл Иванович, прихватив моего мужа, потрусил на помощь Славке решать проблему новой изоляции Бармалея. Наташка с Борисом полезли на второй этаж уговаривать собаку прекратить корчить из себя кисейную барышню и выть от страха и возмущения по поводу того, что ее бросили в одиночестве да еще без материального обеспечения. Я вместе с Аленой и Катюшей, то бишь Екатериной Семеновной, влилась в компанию Машуни по поискам Альки. На наш зов девочка не отзывалась. Решили было, что она на улице в отцовской машине, но там сидел Ренат с рыдающей Викторией. Нашего приближения оба вроде бы не заметили. Девица явно била на жалость. Бурные рыдания перемежались с речитативом, в ходе которого она пыталась втолковать Ренату, какие у него жестокие родные. Чем она, доброе и беззащитное существо, могла вызвать такую ненависть? Нет, ей совершенно ни к чему терпеть их изощренные издевательства. Пусть извращенец Ренат, так подло поступивший с ней, возвращается к своей моральной уродине жене, а она, Виктория, будет жить в одиночестве в своем стареньком, но уютном уголке. Ей не привыкать, хуже не будет. И все-таки она постарается поставить все точки над «i». У нее больше нет веры в человеческую порядочность, силе которой по большому счету надлежало смести все преграды на своем пути и…

На этом Машуня оборвала «песнь песней» Виктории, рывком открыв дверцу машины, отчаянно крикнула:

– Ренат! Алька пропала!

– Как пропала? Куда?

Ничего умнее он спросить не мог. Наверное, до сознания еще доходили последние слова Виктории, поэтому Машунины просто ждали своей очереди. Девица крепко вцепилась в Рената, не желая его отпускать. Он осторожно, с трудом, но решительно, высвободился, накинул на плечо красный мешок Санта-Клауса, коротко бросил ей: «Жди здесь, я скоро» – и вышел из машины.

Проглатывая часть слов и задыхаясь, Машуня не очень связно рассказывала Ренату, где именно нет Альки. Включая лабиринты московской квартиры. Мы по мере сил помогали, уточняя, что конкретно она хотела сказать. Похоже, Ренат всерьез был напуган.

– На втором этаже смотрели? – не обращая внимания на общие пояснения, оглянувшись, спросил он. – А на мансарде?

– Не-ет, – внезапно остановившись, протянула Машуня.

– Там света нет, – услужливо пояснила подскочившая Алена, ткнувшись ей в спину. Я успела отскочить в сторону, Катерина тоже, но на меня. – Мы ей кричали со второго этажа, – оправдывалась Аленка, – она не отзывалась.

– Лампочку и свечи! – развернувшись к крыльцу, бросил Ренат уже на ходу. Наверное, таким тоном мой Дмитрий Николаевич требует во время операции скальпель и зажимы.

– Думаешь… она там спит? В темноте? – сама не веря в положительный ответ, спросила Машуня, семеня рядом с мужем. И вдруг ее прорвало: – Это ты во всем виноват! Ты! Со своей этой… Если с Алькой что-нибудь случится, я собственными руками тебя… Слышишь, ты?!

Ренат съежился. Так и не успев шагнуть на ступеньку, повернулся к жене, намереваясь, очевидно, ее успокоить…

Я уверена, что Бармалею, доведись ему отбиваться от злой собаки, было бы далеко до Машуни, пытавшейся спустить с Рената не меньше, чем три шкуры, не считая костюма Санта-Клауса. Мы испуганно замерли. Похоже, Машуня решила досрочно осуществить свое намерение. Ведь не было с достаточной определенностью известно, что с Алькой случилось несчастье. Ренат с трудом справлялся с женой, в свою очередь стараясь доказать, что источником раздоров в семье является именно она со своей дорогой мамочкой.

– Прекратите! – не выдержала Аленка. – Мам, куда ты дела фонарик?

– Он под елкой. Специально положила, чтобы не потерять.

– Разрешите протиснуться нейтралке? – обратилась она к супругам Сапрыкиным. Те послушно сдвинулись в сторону, и Алена взлетела на крыльцо. Пользуясь их замешательством, следом отправились и мы с Катериной.

Меня одолел приступ злости.

– Ничего-ничего, вы не торопитесь. Колошматьте друг друга на здоровье, пока не надоест, а мы быстренько сбегаем на самый верх, поищем вашу дочь там! – ободряюще крикнула я Сапрыкиным с последней ступеньки крыльца. Хотела добавить еще что-нибудь про «братскую могилу», куда они вперемешку, как попало, сбрасывают вместе с негативом все хорошее, что было нажито непосильным трудом становления семейных отношений. Но не успела – в распахнутой шубке с искаженным то ли от страха, то ли от негодования лицом к крыльцу неслась Виктория. Нависла реальная угроза перевеса сил в сторону Рената. Я приняла вынужденное решение сойти вниз. Что ж, пойдем «стенка на стенку».

Но девушка спешила не на семейные разборки. Она легко обогнула супругов, навесила Ренату звание полного идиота, смела меня с последней ступеньки крыльца и остановилась только наверху, на лестничной площадке, да и то вынужденно, со всей дури врезалась в приоткрытую Аленой дверь, распахнув ее настежь. Удар был столь силен, что дверь ударилась о стену дома и поспешила бумерангом вернуться назад. Разумеется, ей не понравилась девица, снежной королевой застывшая на ее пути. Двери было наплевать на королевское звание. Полученное от стены ускорение придало бездушному деревянному изделию дополнительные силы, и Виктория, получив по лбу, с криком полетела назад – с крыльца. Ударившись о перила, не удержалась, ее развернуло, и она почти навзничь рухнула вниз…

Супруги Сапрыкины проявили удивительную прыткость. В отличие от них, посторониться я не успела. Под истеричный крик дочери: «Мам, ты куда?!!! Фонарика под елкой нет!» и под давлением Виктории шлепнулась, куда пришлось.