На следующий день после знаменательногочаепития епископу пришлось уехать по неотложному делу в одно из отдаленныхблагочинии, но своего решения Митрофаний не забыл и сразу по возвращении вызвалАлексея Степановича к себе, а еще прежде того послал за Бердичевским иПелагией, чтобы объяснить им свои резоны уже безо всякой парадоксальности.

– В том чтоб именно Ленточкина послать,обоюдный смысл имеется, – сказал владыка своим советчикам. – Во-первых, длядела лучше, чтобы химерами этими занялась не какая-нибудь персона, тяготеющая кмистицизму (тут преосвященный покосился на духовную дочь), а человек самого чтони на есть скептического и даже материалистического миропонятия. По складусвоего характера Алексей Степанович склонен во всяком непонятном явлениидокапываться до сути и на веру ничего не принимает. Умен, изобретателен, да ивесьма нахален, что в данном случае может оказаться кстати. А во-вторых, –Митрофаний воздел палец, – полагаю, что и для самого посланного эта миссиябудет небесполезна. Пусть увидит, что есть люди – и многие, кому духовноедороже плотского. Пусть подышит чистым воздухом святой обители. Там в Арарате,я слышал, воздух особенный: вся грудь звенит от восторга, будто выдыхаешь изсебя скверное, а вдыхаешь райскую амброзию.

Архиерей потупил взор и присовокупил тише,словно нехотя:

– Мальчик-то он живой, пытливый, но в немстержня нет, который человеку единственно Вера дает. Кто умом поскуднее ичувствами потусклее, может, пожалуй, и так обойтись – проживет как-нибудь, аАлеше без Бога прямая гибель.

Бердичевский с Пелагией тайком переглянулись ипо разом возникшему молчаливому уговору возражать владыке не стали – это былобы неуважительно, да и жестоко.

А вскоре явился и Алексей Степанович, неподозревавший о том, какие дальние виды составил на него владыка.

Поздоровавшись с присутствующими, Ленточкинтряхнул каштановыми кудрями, доходившими чуть не до плеч, и веселопоинтересовался:

– Что это вы, Торквемада, всю свою инквизициюсозвали? Какую такую муку для еретика удумали?

Говорим же, острейшего ума был юноша – сразусообразил, что собрание неспроста, да и особенное выражение лиц тоже приметил.А что до “Торквемады”, то это у Алексея Степановича такая шутка была – называтьотца Митрофания именем какой-нибудь исторической персоны духовного звания: токардиналом Ришелье, то протопопом Аввакумом, то еще как-нибудь в зависимости отповорота беседы и настроения епископа, в котором и вправду можно былообнаружить и государственный ум французского дюка, и неистовую страстность раскольничьегомученика, да, пожалуй, и грозность кастильского истребителя скверны.

Митрофаний на шутку не улыбнулся, с нарочитойсухостью рассказал о тревожных явлениях в Новом

Арарате и без лишних слов разъяснил молодомучеловеку смысл поручения, закончив словами:

– По должностной инструкции консирторскийаудитор не только бухгалтерией ведает, но и прочими епархиальными делами,требующими особенной проверки. Вот и езжай, проверяй. Я на тебя полагаюсь.

Историю про блуждающего по водам ЧерногоМонаха Алексей Степанович вначале слушал с недоверчивым удивлением, будтоопасался, что его разыгрывают, и даже раза два вставил язвительные ремарки, нопотом понял, что разговор серьезный, и комиковать перестал, хоть по временам небез игривости задирал бровь кверху.

Дослушав, помолчал, покачал головой и,кажется, отлично понял “обоюдность” резонов, стоявших за неожиданным решениемпокровителя.

Алексей Степанович улыбнулся пухлыми губами,отчего на румяных щеках образовались славные ямочки, и восхищенно развел руками:

– Ну, вы и хитрец, епископ Отенский. Единыммахом двух лапенов побивахом? Желаете знать мое мнение про эти ваши мистерии? Ятак думаю, что…

– “Я” – последняя буква алфавита, – перебилмальчишку преосвященный, которому сравнение с Талейраном понравилось ещеменьше, чем уподобление великому инквизитору.

– Зато “аз” – первая, – бойко огрызнулсяЛенточкин.

Митрофаний нахмурился, давая весельчакупонять, что тот заходит чересчур далеко.

Перекрестил юношу, тихо молвил:

– Поезжай. И да хранит тебя Господь.

Алексей Степанович собирался недолго и уже навторой день после разговора с преосвященным отбыл в свою секретную экспедицию,получив строжайшее указание посылать реляции не реже чем раз в три дня.

Дорога до Нового Арарата с учетом ожиданияпарохода в Синеозерске и последующего плавания занимала дня четыре, а первоеписьмо пришло ровно через неделю, то есть выходило, что, несмотря на весь свойнигилизм, Алеша – порученец надежный, в точности исполняющий предписанное.

Владыка был очень доволен и такойпунктуальностью, и самим отчетом, а более всего тем, что не ошибся вмальчугане. Призвал к себе Бердичевского и сестру Пелагию, прочитал им посланиевслух, хоть временами и морщился от невозможной разухабистости стиля.

* * *

Первое письмо Алексея Степановича

Достославному архиепископу Турпену от верногопаладина, посланного сражаться с чародеями и сарацинами

О пастырь многомудрый и суровый,

Гроза закоренелых суеверий,

Светило веры и добротолюбья,

Защитник сирых и гонитель гордых!

К твоим стопам смиренно повергаю

Я свой рассказ простой и безыскусный.

Аой!

Когда, трясяся на возке скрипучем,

Влачился я Заволжским королевством

И сосчитал на сем пути прискорбном

Колдобины, а также буераки

Числом пятнадцать тысяч сто один,

Не раз о вашем я преосвященстве

Помыслил нехорошее и даже

Кощунственное нечто восклицал.

Аой!

Но лишь вдали под солнцем засверкало

Зерцало вод священна Синя Моря,

Сраженный сим пленительным пейзажем,

О тяготах я сразу позабыл

И, помолясь, на пыхающий дымом

Корабль переместился белоснежный,

Что в память Василиска наречен.

Аой!

И долгой ночью, лунной и холодной,