вышел навстречу? Преспокойно спит в — моей! — постели, улегшись на живот и подмяв под себя — мою! — подушку. Бледная кожа, острые лопатки, светлые отросшие волосы, разметавшиеся по подушке.

— Вытяжка!

Спящее тело продолжает мирно спать, никак не реагируя на мой громкий голос. Ну, погоди у меня.

На сей раз уже не на цыпочках, а со злостью впечатывая пятки в пол и ловко лавируя по «минному полю», мчусь в ванную. По дороге хватаю со столика в гостиной пустой графин и наполняю его до краев холодной водой. После чего, неся графин за ручку на манер жезла в вытянутой вверх руке, возвращаюсь в спальню и с удовольствием выливаю его ледяное содержимое на голову незваного гостя.

Вот так-то. Кровать моя, постель моя: хочу — поливаю, захочу — подожгу.

Ледяной душ творит чудеса: полуголое тело, завернутое в одеяло только по пояс, рывком садится на постели, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь развести в стороны облепившие лицо волосы. Потом, видимо, окончательно просыпается, и хрипы тонущего сменяет жаркая, я бы даже сказала, пламенная речь. Будь мы в эфире, пришлось бы «запикать» ее целиком — ну куда это годится, мат на мате.

— Кайя?! — Мокрое чучело, тощее тело которого покрыто мурашками размером с горох, наконец протирает глаза. — Что ты тут делаешь?!

Святая простота.

— Живу, — напоминаю то, о чем ему не следовало бы забывать, и сдергиваю с теперь уже брыкающегося тела одеяло.

Миксер мне в глаза, он еще и без белья!

Бросаю одеяло обратно и отворачиваюсь.

— Оденься, будь любезен, — цежу сквозь зубы.

Я не просто зла, а очень зла. Я элементарно устала после длительного перелета, после… чемодана! Хочу ванну с пеной, бокал вина и в постель. В пустую и уютную, а не занятую моим обнаглевшим младшим братцем, вообще-то, живущим совершенно по другому адресу и получившим доступ в мою квартиру исключительно на крайний случай, а сейчас явно не он.

— Почему не предупредила, что приедешь? — возмущается Шон.

Шуршит одежда — видимо, одевается. Не оборачиваюсь. В детстве я, естественно, видела его голым миллион раз, но ему уже двадцать один, и я не имею ни малейшего желания и впредь любоваться его тощей задницей.

В ответ на эту мысль перед глазами тут же проплывает образ обладателя воистину прекрасных ягодиц. И, чтоб его, это даже не красавчик старпом с лайнера.

Джек-камикадзе-Рассел, прочь из моей головы!

— А должна была? — интересуюсь, уставившись в стену и барабаня пальцами по рукаву куртки.

В ответ — обиженное сопение.

А что это за коричневые брызги на стене моей спальни? Боже, даже знать не хочу.

— Можно поворачиваться? — уточняю, когда за спиной воцаряется тишина.

Получаю угрюмое «угу» и разворачиваюсь.

Братец стоит, спрятав руки в карманы широких драных джинсов, в огромных прорехах которых проглядывают тощие коленки. Босиком и в растянутой майке с какой-то зверской мордой по центру груди (прищуриваюсь: то ли волк, то ли зомби-заяц). Мокрые волосы длиной до плеч разделены на пробор и заправлены за уши. А взгляд настороженный, исподлобья, будто этот голубоглазый засранец еще не решил: качать права или бить на жалость.

Не даю ему сделать ни того, ни другого: подхватывая под мышку одеяло с кровати, громко командую:

— За мной, ковбой! — И направляюсь в сторону ванной.

В спину мне несется то ли вой, то ли стон.

Глава 6

Отмокаю в ванной, откинувшись на подголовник и покачивая в пальцах бокал с красным вином. Хорошо-о-о! А перестук стеклянной тары за дверью — как музыка. Убирай, убирай, мой хороший, будешь знать, как разводить срач в чужом доме.

В какой-то момент бутылки звенят особенно звонко — видимо, братец протаскивает мешок с мусором мимо ванной комнаты. Хлопает входная дверь, и воцаряется тишина.

Ставлю бокал на бортик и блаженно прикрываю глаза. Однако тут же распахиваю их снова, потому что мой незваный гость не только не убрался восвояси после наведения порядка, но и за каким-то чертом долбится в мою дверь.

— Кайя, ты там?!

Нет меня, я превратилась в русалку и уплыла в недра канализации.

— Здесь! — откликаюсь нехотя.

Подхватываю бокал за тонкую ножку и выпиваю его содержимое залпом.

— Чай будешь?!

— Я буду свою чистую сухую постель! — кричу, прищурившись и любуясь игрой света в пузырьках пены.

— Я уже перестелил! — снова доносится снаружи. Надо же, какие мы сегодня послушные и исполнительные. — Так чай будешь?!

Тянусь к столику за бутылкой из темного стекла. Едва не выронив, обхватываю мыльными пальцами и взвешиваю в руке, после чего переворачиваю горлышком вниз — в белую шапку пены на моей груди падает одинокая красная капля. Печаль.

Решительно возвращаю бутыль обратно на столик.

— Буду!

Раз не ушел, надо же выяснить, какого черта мой великовозрастный братец забыл у меня дома.

* * *

На барной стойке меня ждет полная кружка парующего чая. Ярко-голубая, с желтой уточкой на боку — моя любимая. Кто-то явно собирается подлизываться.

Задрав длинные полы халата повыше, чтобы не запутаться в них и не убиться, взбираюсь на высокий барный стул. Брат колдует над второй порцией чая с другой стороны стойки — у кухонного стола. Долго готовит, вдумчиво. Чтобы подольше побыть ко мне спиной, ага.

— Ну и? — подталкиваю. Пробую чай. — М-м… Вкусно!

Шон бросает на меня довольный взгляд через плечо.

— Специально для тебя купил.

И ставит передо мной вазочку с конфетами. Молочный шоколад в три часа ночи — додумался!

Хватаю конфету и, развернув чуть ли не со скоростью света, тут же забрасываю ее себе в рот. Прости меня, Боже, ибо я согрешила.

— Ну и? — повторяю с набитым ртом. Я у себя дома, а не в прямом эфире, хочу — и чавкаю.

— Что «ну»? — пытается сыграть в дурачка братец.

Закатываю глаза.

— Антилопа гну! — Тянусь ко второй по счету конфете и мастерски разделываюсь с оберткой. — Что ты тут делаешь?

Брат мнется, закусывает нижнюю губу, топчется на месте.

— Ау, я, вообще-то, еще здесь! — напоминаю, салютуя ему третьей конфетой. Такие вкусные, заразы. Мне же теперь из-за них два часа на беговой дорожке бегать!

Шон вздыхает и подтягивает к себе второй стул, садится напротив. Смотрит куда-то вниз, избегая встречаться со мной взглядом, отчего светлые несвежие космы завешивают ему