А потом еще этот странный сон, хотя я догадывалась, чторазговор в медицинском кабинете мне вовсе не приснился. Чем дольше я об этомразмышляла, тем больше убеждалась, что знакомый голос, отвечавший медсестре,принадлежал Робби.

Вокруг меня происходило что-то странное, опасное и пугающее,и, похоже, опасность скрывалась за знакомыми лицами. Я украдкой покосилась наРобби. Насколько хорошо я его знаю? Мы дружили с незапамятных времен, но я ниразу не была у него в гостях, никогда не видела его родителей. В те редкиеразы, что я предлагала встретиться у него дома, он всегда чем-то отговаривался:то родители уезжали из города, то в доме ремонтировали кухню... которой я, кстати,тоже никогда не видела. Все это было странно, но еще страннее то, что я ни разуне задумывалась об этом, никогда не расспрашивала... до сегодняшнего дня. Роббипросто был всегда при мне, точно появился, как по волшебству, из ниоткуда: безпрошлого, без дома, без причины. Какая у него любимая музыка? Какие цели вжизни? Влюблялся ли он хоть раз в жизни?

«Ты ничего о нем не знаешь, — тревожно твердил мне мойвнутренний голос. — Ты его вообще не знаешь».

Я поежилась и снова отвернулась к окну.

Автобус проехал перекресток; мы выехали за пределы города итеперь направлялись в болотистое захолустье. Ко мне домой. Дождь по-прежнемузаливал все окна, размытый пейзаж поблек, сквозь стекло неясно виднелисьсмутные силуэты деревьев.

Я сморгнула наваждение и выпрямилась. Вдалеке, под ветвямигигантского дуба, неподвижно, как сами деревья, застыл всадник на огромномвороном коне. Лошадиная грива, несмотря на ливень, развевалась, словно ничуточки не промокла. Высокую и стройную фигуру всадника окутывало серебристо-черноеодеяние, за спиной трепетал темный плащ.

Сквозь дождь я едва разглядела лицо незнакомца: юное,бледное, невыразимо прекрасное... Он смотрел прямо на меня. Сердце моеоборвалось, я затаила дыхание...

— Роб, — пробормотала я, вытаскивая из ушей наушники. —Взгляни на...

Робби сидел близко-близко и тоже смотрел в окно. Глаза другапревратились в зеленые щелочки, взгляд сделался пристальный и страшный.

Я испуганно отшатнулась, но Роб даже не заметил.

— Ясень, — еле слышно прошептал он.

— Ясень? — переспросила я. — В каком смысле ясень?

Автобус фыркнул и прибавил скорость. Робби с застывшим лицомоткинулся на спинку сиденья. Я сглотнула и выглянула в окно: под дубом никогоне было. Всадник и лошадь пропали, как не бывало.

Странности накапливались.

— Какой еще ясень? — повторила я, поворачиваясь к Робби,который, кажется, ушел в себя. — Робби? Эй!

Я потыкала его в плечо. Он дернулся и наконец-то посмотрелна меня.

— Почему ясень?

— Ясень? — Глаза его хищно вспыхнули, лицо стало маскойдикого зверя. Потом он сморгнул и опять стал собой. — А, это мой старинныйприятель. Не бери в голову, принцесса.

Его слова оказали на меня странное действие, как будто Робпытался заставить меня все забыть. Мне показалось, он что-то скрывает, ноощущение тут же растаяло, потому что я не могла вспомнить, о чем мы только чтоговорили.

На нашей остановке Робби подскочил как ужаленный и бросилсяк выходу. Я подивилась его странному поведению, аккуратно убрала айпод в рюкзаки тоже вышла из автобуса. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы дорогущаяигрушка намокла.

— Мне пора, — заявил Робби, когда я догнала его на обочине.

Зеленые глаза его обшаривали листву, будто Роб боялся, чтоиз чащи что-то выскочит. Странно... в лесу стояла тишина, не считая птичьейтрели высоко над нами.

— Э-э... я кое-что дома забыл. — Он виновато посмотрел наменя. — До вечера, принцесса. Принесу шампанское, как обещал, договорились?

— А! — Я совсем об этом позабыла. — Конечно.

— Иди домой. — Робби прищурился и пристально посмотрел наменя. — Не останавливайся и ни с кем не заговаривай по дороге, поняла?

Я нервно хихикнула.

— Ты что, моя мамочка? Скажи еще, чтоб с ножницами в рукахне бегала и чтобы смотрела в обе стороны, когда перехожу дорогу — Роббиухмыльнулся и снова стал похож на себя обычного. Я продолжила: — И вообще, коготут можно встретить на болотах?

Перед моим мысленным взором вдруг всплыл образ давешнегоюноши на коне, и в груди защемило. Кто он такой? И почему я не могу о нем недумать? Ведь он мне просто примерещился? Все это очень непонятно. Если бы нестранное поведение Робби в автобусе, я бы сочла прекрасного юношу очереднойсвоей безумной галлюцинацией.

Робби  помахал мне рукой и лукаво улыбнулся.

— До скорого, принцесса. Берегись маньяков и нигде незадерживайся!

Я топнула ногой. Он захохотал и вприпрыжку помчался прочь. Явскинула рюкзак на плечи и поплелась домой.

— Мам? — позвала я, распахивая дверь. — Мам, я дома!

В ответ — тишина, отразившаяся эхом от пола и стен, повисшаягустой пеленой в воздухе. Почти живая тишина сгущалась в центре комнаты ихолодно следила за мной. Сердце громко и прерывисто забилось у меня в груди.

Что-то произошло.

— Мам? — окликнула я, входя в коридор. — Люк? Есть кто дома?

Дверь у меня за спиной скрипнула. Я на цыпочках прокралась вгостиную. Экран телевизора мигал (показывали какую-то старую черно-белуюкомедию) перед пустым диваном.

Я выключила телевизор и пошла в кухню.

На первый взгляд все выглядело как обычно, вот только дверьу холодильника повисла на одной петле. На полу валялась какая-то грязнаятряпка, но, вглядевшись, я узнала Ушастика, игрушку Итана.

Плюшевому кролику оторвали голову, из дырки в шее торчалклок набивки.

Из-за стола послышался какой-то звук. Я выпрямилась и пошлапосмотреть, что там такое. К горлу подступил ком, и внутри все сжалось отнедоброго предчувствия.

Мама лежала навзничь на кафельном полу, широко раскинув рукии ноги, на лице у нее виднелись влажные алые пятна. Сумочка выпала избезжизненной бледной руки, содержимое рассыпалось по всему полу. В дверях стоялИтан, склонив голову набок, точно любопытный крысеныш.

Он улыбался.

— Мама! — закричала я, бросаясь к ней. — Мама, что с тобой?

Я схватила ее за плечо, потрясла, но тело вяло трепыхнулось,точно снулая рыба. Неужели мама умерла? Кожа-то теплая...

И куда подевался Люк?

Я снова потрясла ее; мамина голова безжизненно запрокинулась.Меня замутило.

— Мама, очнись! Ты меня слышишь? Это я, Меган!

Я лихорадочно озиралась, потом схватила кухонное полотенце,стала вытирать окровавленное мамино лицо, и только тут опомнилась. Итан застылв дверях, его широко раскрытые глаза наполнились слезами.