принимать решительные меры.

– Я голая! – Нашариваю под водой пробку от слива. – Мне что, по слогам произнести? ГО-ЛА…

Падар вздыхает и уходит. Когда его шаги стихают вдалеке, я расслабляюсь, кладу руки на края ванны и жду, пока вытечет вода.

На самом деле ванну я не люблю. Чувствую себя, словно варюсь в супе. Но ванная – единственное место, где я могу побыть вдали от падара в его тесной трехкомнатной квартирке. Однако теперь я кажусь себе последней дрянью, поэтому вылезаю из воды и вытираюсь.

Было бы куда проще, будь у меня с собой камера. Я бы внимательно изучила улики. Жаль, что я оставила ее в доме. Усаживаюсь на диван. Голова настолько забита мыслями о Самнер-Корте, что слова отца: «Проследи за чайником на плите!» – пролетают мимо моих ушей. Он направляется прямиком в ванную.

За окном гостиной сверкает молния, по крыше барабанит дождь. В этот перестук вплетается тихое пение: «Свет сердца моего, танцуй», – а потом в зеркале пронзительно кричит маленькая девочка.

Я отскакиваю, чуть не сшибая пульты на кофейном столике.

– Это не по-настоящему, это не по-настоящему, – торопливо шепчу себе. – Просто вспышка молнии.

Стоит снова усесться на диван, как флуоресцентная лампа на компактной кухне начинает мигать, словно передавая послание азбукой Морзе. Встаю, на ощупь пробираюсь в кухню. Свет все еще мерцает. Он напоминает мне наши детские игры с Аминой, Аманом и Маттином. Мы вступали в бой с невидимыми вражескими силами и превращали дедушкину гостиную в укрепленную базу из диванных подушек и одеял. Я обычно искала записки в щелях подушечных крепостей.

В то время баба-джан был еще жив. Иногда он присоединялся к нашей игре, но ни разу не ругал нас за беспорядок. Чаще всего они с биби-джан просто сидели, взявшись за руки, и смотрели на нас. Не знаю почему, эти воспоминания вернули меня к исчезнувшему обрывку сине-золотой вышивки и к дважды испытанному ледяному всепоглощающему холоду.

Биби, что с тобой случилось?

Свет прекращает мерцать, и я остаюсь наедине со своими блуждающими мыслями. Моя рациональная сторона говорит: забудь обо всем. Я ведь и вправду стукнулась головой. Но другая моя часть хочет верить.

На тумбочке жужжит телефон.

Сэм: В ремонте Самнера перерыв на неделю.

Сэм: Повсюду черная плесень!!!

Сэм: Говорил тебе, надень маску.

Плесень.

Может, мне это все примерещилось, потому что я надышалась спорами плесени?

Быстро нахожу симптомы отравления спорами. Галлюцинации в виде маленьких девочек в подвале среди них не значатся.

Сара: Разве ты хочешь сказать только это? О плесени мне могла бы сообщить мама.

Сэм: Прозорлива, как всегда.

Сара: Ну?

Сэм: Не злись, у меня твоя камера. Ты ее забыла в подвале.

В туалете шумит вода, падар возвращается, вытирая руки о рубашку.

– Я думал, мы за ужином посмотрим кино.

– А я думала поужинать у себя в комнате.

Торопливо набираю ответ. Падар хмурится:

– С кем это ты переписываешься в такой поздний час?

– С друзьями из школы, – вру я и нажимаю «отправить». Почему бы не сказать просто «с мальчиком»? Потому что это банка с червяками, которую мне не хочется сегодня открывать.

При этих словах падар сердится:

– Знаешь, твои двоюродные братья и сестры все время спрашивают о тебе. Для всех нас было бы полезно держаться вместе. Что скажешь? Может быть, обсудим то, что я тебе написал несколько дней наз…

На плите шипит вода. Закипела и убежала.

– Я же тебе сказал следить за чайником! – С этими словами падар возвращается на привычную орбиту. – Ты не будешь ужинать в своей комнате. Выбери фильм, а я пока приберусь. Может быть, просто разогреем в микроволновке чашку рамена?

– Мне все равно.

– Сара. – Знаю я этот тон. Надо бы вести себя осторожнее, но я не могу, как он, делать вид, будто все у нас хорошо, когда мы так явно отклонились от типичного расписания.

Усаживаюсь на диван, украдкой набираю еще одно сообщение и включаю беззвучный режим.

Сара: Занеси ко мне домой. И не вздумай смотреть снимки.

Сэм: …

Сара: Ты что, серьезно?

Сэм: Просто… Извини, я посмотрел, но не могу не спросить. Кто эта девочка на фотографии?

Сара: Какая девочка?

Сэм: Последнее фото, в подвале. По-моему, это девочка. Можешь выйти на минуту? Подтверди, что я не схожу с ума.

Черт побери.

* * *

Мы договорились встретиться в полночь, но я вбегаю на крошечную парковку только в тридцать пять минут второго. Фильм, который я была вынуждена смотреть, оказался длиннее, чем я думала, а падар очень долго укладывался спать. Он всегда оставляет ключи на столе у входной двери. Взбить подушки попышнее – и я готова идти.

На улице хлещет проливной дождь, ничего не видно дальше собственного носа. Крепче сжимаю зонтик и прямиком направляюсь на условленное место встречи.

Вдалеке сквозь пелену дождя проглядывает висячий мост Трогс-Нек. Даже сейчас по нему проплывает плотный поток машин. Сильнее запахиваю плащ, чтобы спастись от паники, нахлынувшей по пути.

Сэма на парковке не вижу. И вообще никого.

Землю сотрясает гром. Замечаю скамейку. Хлюпая ботинками по грязи, пытаюсь стряхнуть с сиденья как можно больше воды. Скорее бы пришел Сэм. Не знаю, долго ли еще смогу выдержать ночью под дождем. Перелистываю сообщения. У Сэма айфон, так что мне не видно, прочитал он их или нет. Ветер набирает силу. Поддаю ногой камень.

Дурацкая затея. Наверное, надо было подождать, пока не вернусь к мадар.

По идее, сидя тут одна, я должна дрожать от страха. Будь это в кино, сейчас звучал бы саундтрек, предупреждающий о том, что произойдет дальше. Но это не кино, и я, ссутулившись, сижу на жесткой скамейке и считаю проезжающие мимо машины. И думаю.

Кто эта девочка? Дрожь по всему телу.

Если он вправду видел ее на снимке с моей камеры, то это уже реальное доказательство, так?

Мне не померещилось.

Она в самом деле настоящая.

В небе дугой сверкает молния.

– Говорят, молния вспыхивает, когда чью-то душу выпускают из чистилища, – шепчет мне на ухо чей-то голос.

Я подскакиваю и падаю лицом вниз на мокрую землю.

– С ума сошел!

Ветер вырывает зонтик у меня из рук. Дождь не стихает. Я промокла до нитки.

Сэм, красный как помидор, в панике машет руками перед собой.

– Прости, я почему-то решил, что шутка будет удачной.

По его ушам и носу стекает вода. Он туже затягивает шнурок капюшона.

Отталкиваю его руку. Болит ушибленный лоб, нос наверняка измазался в грязи.

– Подкрасться к девушке среди ночи – удачная шутка?

– Считай это расплатой за то, что вытащила меня из дома на ночь глядя. Мир? – Сэм протягивает руку. Волосы, как обычно, блестят, даже под дождем, но под глазами темнеют синяки.

Я не беру его руку.

– Глупости какие. Пойдем поговорим в моей машине.

– Погоди. Ты что, приехала? – Под ботинком Сэма хлюпает грязь. – У тебя же нет ученических прав.

– Ну и что?

– Сара, ты не можешь сесть за руль!

– Не могу или не разрешено? – Шевелю пальцами. – Все дело в семантике.

Сэм вздыхает.

Мы пробираемся обратно на парковку. Машина Сэма стоит через несколько мест. Мы садимся в автомобиль моего отца, я сразу включаю печку и отжимаю волосы. Хорошо хоть, не накрасилась.

– Ну? – Я поворачиваюсь к нему.

Сэм сбрасывает плащ и кладет его на заднее сиденье. Под свитером бугор. Моя камера.

– Так-то ты ее бережешь? – накидываюсь я, получив ее обратно. – Всего под парой слоев одежды? Ты хоть догадываешься, сколько эта штука стоит?

– Знаю, знаю. Дороже, чем вся моя жизнь. – Он неловко потирает локоть. – И все-таки посмотри уже, а? – Его лицо становится предельно серьезным.

Любопытство – мое второе имя. Я уже пролистываю содержимое камеры (и мысленно хвалю себя за то, что вовремя удалила те дурацкие селфи).

– Что за снимок? Тут ничего нет, кроме обыч…

Вот оно.

Сразу после фотографии Сэма с испуганным лицом и в мокрой от пота футболке идет другой снимок.