бы это. Так что я думаю, она не успела. – И он потрепал волосы Келли, чем занимался и ветер, дувший на них так сильно, что Мев приходилось сжимать в кулаке разлетавшиеся юбки. И снова у их отца был тот скрытный вид, который не давал им ничего узнать. – Он поправляется, наш Донал. Вот только сможет ли он стать прежним после того, что узнал в Кер Донне, понимаете, Мев, Келли?

– Да, – откликнулась Мев, и Келли серьезно кивнул.

– Действительно? Тогда посадите-ка его снова в седло, – вдруг произнес их отец, глядя на них с необычной пристальностью.

– Мы?

– Не ездите в лес или далеко по дороге, но лишь вдоль стен. Скажите, что я позволил вам прогулку верхом, а ему велел наблюдать за вами.

Мев взглянула на замок, вспомнив о матери, но ей не хотелось спрашивать, знает ли та об этой прогулке. Келли сжал ее руку, и они побежали искать Донала, выводить своих пони и лошадь.

Это был лучший день после возвращения их отца домой, даже езда тихим шагом вдоль гребней холмов на виду Кер Велла была хороша, ибо глаза Донала вновь загорелись, и он болтал об урожае, о новых жеребятах и телятах и смеялся, глядя на резвящихся ягнят. Тогда Мев и Келли тоже захотелось смеяться, ибо они поняли, что сделали что-то доброе и мир наконец вернулся в свою колею и что они были не правы, усомнившись в нем.

Но, когда они добрались до границы своего путешествия – до конца изгороди, Донал остановил свою лошадь и замер, уставившись на северо-запад. Там лежали пределы их владений. Там был Кер Донн. Он сидел и сидел, и лошадь его стала спокойно щипать траву, и молчание затягивалось, становясь мучительным.

Келли заставил Фланна подойти ближе и взглянул на Донала.

– Когда мы потерялись, мы встретили речную лошадь, – осторожно промолвил Келли, – но Чертополох прогнала ее прочь.

– Чертополох.

– Мы слишком молоды, – так сказала она, – чтоб нам знать ее настоящее имя. Когда тебе известно имя, ты можешь совершать с ним волшебство. Но думаю – с ней это не пройдет. А речная лошадь – она сказала нам ее имя.

Теперь Донал смотрел на детей. Он был мужчиной и взрослым воином, и морщины лежали на его челе, и шрам пересекал его, но он смотрел им в глаза, словно желая говорить с ними, словно что-то кипело внутри него.

– Я видел ее, – сказал Донал, хотя хотел сказать гораздо большее, чем это.

Мев взяла мешочек, висевший у нее на шее, и протянула его Доналу, хотя это было то же, что отдать кому-нибудь своего пони или дать порыться в своих сокровищах.

– Это ее подарок мне, – промолвила она. – Ты можешь взять поносить его. «На память», – сказала Чертополох. Ради надежды, когда ее не остается.

– Надежды на что? – спросил он.

Мев стало страшно – таким хриплым был его голос. Но она упрямо решила идти до конца и скрыла свое смущение тем, что достала из мешочка листик и осторожно сжала его в руке, чтобы его не унесло ветром. Она понюхала его и снова протянула Доналу.

– Посмотри. Понюхай. Он все еще свежий, спустя столько времени. Он напоминает мне запах леса после дождя.

Он взял листик и медленно двинулся прочь от них, туда, куда они не могли уже за ним последовать, потом остановился и сел спиной к ним посредине пастбища.

Она догадалась, что это было, и увидела, что Келли тоже понял, потому что он не сказал ни слова, а просто замер на своем пони в ожидании.

– Я думаю, нам пора домой, – наконец промолвила Мев, – а потом, может, и Донал вернется.

И тогда она подумала о Донне, как Донал возвращался из него один. И все равно она развернула своего Флойна домой, а Келли не пришлось своего даже понукать.

– У него мой подарок, – промолвила она, хотя расставание со своим листиком тревожило ее, – а он волшебный, не так ли? Он обладает способностью отыскивать путь. Значит, он вернется назад, верно?

Келли лишь покачал головой с тревожным видом, волнуясь не то за Донала, не то за дар, – может, и то и другое.

Но вскоре они услышали за собой стук лошадиных копыт и обернулись, когда Донал нагнал их.

– Как же так, – ухмыльнулся он, – вы не должны уезжать одни, разве не так велел ваш отец? Поехали.

Их пони сравнялись с его длинноногой лошадью, и некоторое время они скакали молча. «Он бы пошутил, если бы мы были мужчинами, или побранил нас, если бы мы были его друзьями, – подумала Мев, – ему надо было найти какую-нибудь нашу оплошность, ему больше ничего не оставалось делать».

– Смотри, – воскликнула она, цепляясь за удобный повод, – жеребенок лежит.

– Устал, – помолчав, ответил Донал, – и солнце припекает. – Он протянул Мев обратно ее подарок. – Действительно вкусно пахнет.

Ей были приятны его последние слова – он счел ее достаточно зрелой, чтобы принять ее любезность, словно она неожиданно выросла. Но вся ее радость была испорчена краской, залившей ей щеки. Мев почувствовала, как они пышут жаром, и сделала вид, что полностью поглощена тем, чтобы спрятать свой листок обратно.

И все равно она знала, что ей удалось исправить настроение Донала. Он чувствовал себя свободно и даже улыбался – может, в этом помог дар Ши. Мев смотрела на Донала, как никогда не смотрела на своих ровесников, и сердце ее наполнялось отчаянием и безнадежностью. Он был уже мужчиной. По нему вздыхали девушки – от дочери кузнеца до кухонных служанок; даже Мурна, обычно привязанная только к ним с братом, даже Мурна взяла в привычку ухаживать за ним, и, хоть она была старше Донала, после этого она изменилась, сделалась счастливее и моложе. Так Мев считала себя дважды ограбленной; и впервые в жизни ей стало страшно, что Келли может все узнать и посмеяться над ней.

Потом, вздохнув, она привела в порядок свои мысли и немедленно отказалась от Донала, едва почувствовав свою сердечную привязанность. Мев решила быть его верным другом, каким он был отцу, каким были Барк и Ризи – о Ризи! – и ездить с ним кататься на лошадях летними деньками, пока не кончилось лето.

«Кер Велла не будет здесь», – внезапно мелькнула у нее мысль, как видение, возникающее ночью в мгновение ока; и лист наполнил болью ее горло. Она увидела сгоревшую и изменившуюся землю и дым, поднимающийся с почерневших полей.

– Келли…

Он видел его тоже – этот призрак страшного сна. Мев узнала это по внезапно побледневшему лицу брата и взгляду, устремленному на нее.

– В чем дело? – спросил Донал не так, как спрашивают детей, но озабоченно и тревожно.

– Ко мне пришло видение, – ответила она. – Как будто Кер Велл исчез.

– Там высился холм, – добавил Келли, пока