ибо дождь их наполнил водой, стараясь стереть щербины, оставленные людьми. «Арафель, мудро ли я поступил? Боюсь, что нет. О боги, ответь мне, Арафель!»

Донал то и дело засыпал, прижимаясь к гриве пони, которого подыскали специально для него – старую фермерскую лошадку с ровным и мерным шагом. Временами ему снилось, что он скачет по ветрам и туманам, совершая волшебный полет, но когда он просыпался, то видел обычного пони с налипшей на копыта грязью и уже не знал, не приснилось ли ему и то, другое, и был ли наяву весь тот ужас, что приключился с ним.

Но снова и снова он видел рядом с собой Кирана и принимался бессвязно вспоминать о Кер Донне, Донкаде, о Боке и других, чувствуя, что все перепуталось, и пытаясь рассказать все по порядку.

– Это Донкад сделал с тобой? – спрашивал Киран, и в голосе его звучал с трудом сдерживаемый гнев. И наконец: – Донал, дай мне руку, дай руку.

Донал протянул свою руку, одолев пространство, разделяющее их – и силы полились в него от этого прикосновения, и боль затихла. Они ехали вдвоем – он и его господин, – и все вокруг было в сером тумане. Потом он сидел где-то – казалось, на траве, и господин его сидел чуть выше, взирая на него, но облик его стал иным – морщины на лбу разгладились, и ореол волос сиял, как солнце, в этой мгле, глаза же принуждали к правде, когда он спрашивал его о том о сем, и Донал отвечал ему как должно.

«Он как король, – с удивлением подумал Донал. – И если бы королем в стране был он, а не Лаоклан, ни одно из этих несчастий не случилось бы».

Он вспомнил и остальное – Ши и тьму – и рассказал об этом.

– Останься здесь, – сказал ему господин и, встав с места, направился в туман. Казалось, он что-то ищет, но туман был повсюду, скрывая все из виду.

– Господин, – воскликнул Донал, тоже вскакивая из страха, что его оставят одного. Он попытался идти следом, но силы оставили его, и мелкие кривые твари вынырнули из мглы, стараясь утащить его с собой.

Но тут он вновь ощутил щекой жесткую шерстку пони, и раны его тупо ныли, а когда он попытался выпрямиться, то увидел, что господин его едет рядом с ним.

– Ты упадешь, – тихо промолвил Киран. – Не пытайся сесть.

Но Донал не послушался и некоторое время ехал сидя, держась обеими руками за холку пони. И Барк подъехал к нему с другой стороны.

– Он вернулся к нам, – промолвил Барк.

– Да, – откликнулся Киран, – Донал, не утомляйся. Мы едем к дому, и мы глубоко в своих владениях. Отдыхай.

Вокруг скакали воины – войско куда как большее, чем провожало его в путь, но он не стал задумываться над этим. Он ощупал свои раны и нашел на их месте затянувшиеся шрамы, и раздробленные кости срослись, хоть и болели. Кровь остановилась еще тогда, когда Ши заключила его в объятия. И Донал вернулся живой и невредимый. Он многое узнал – усталость и жестокость. Он покидал этот мир и вернулся из Элда обратно, настолько пропитанный им, что принес его отголоски с собой на дневной свет и теперь сам пугался их при пробуждении. Стоило ему закрыть глаза, и он вспоминал, как падал, разбиваясь о скалы и сучья, этот долгий-долгий полет и боль приземления, не телесную боль, а разрывающее на части скольжение между явью и сном.

«Арафель». – Кто-то назвал ее имя. Он вспомнил кровоточащий свет и силу, горевшие, как свеча в урагане, которой суждено было погаснуть. «Арафель. Граги и всадник».

Ветер холодил лицо Донала там, где на щеках остались следы слез. Кто-то похлопал его по колену и закутал плащом, прикоснувшись к его плечу. И лицо возникло перед его глазами – волосы и борода, как полыхающее пламя.

– Барк, со мною все в порядке.

– Да, брат мой. Но позволь я тебя подсажу – старушка Звездочка снесет двоих.

– Бок мертв, – сказал Донал, – и Кайт, и Дули, и Бром – все мертвы; надеюсь, что они мертвы. Ибо в том замке зло… – И снова ужас нахлынул на него. Он отогнал воспоминания, стараясь успокоиться и неотрывно глядя на уши пони и на всадников, скакавших перед ним. – Я позволил им разлучить нас. Зачем я это сделал?!

– Не вспоминай об этом, – ответил Киран, ехавший рядом с другой стороны. – Бок и сам был хитрым старым волком, как Кайт и Дули, а Бром и вовсе охранял границы; не мучайся из-за них. Они были не дети, чтоб ты должен был заботиться о них; и остаться жить после сражения, в котором пали твои друзья, не бесчестье. Хотя, конечно – да помогут нам боги, – лучше бы такого вовсе не случалось. Они и сами пережили не одно сражение и многих друзей оставили на поле битвы при Дун-на-Хейвине, Кер Леле, Эшберне и Кер Велле.

– Чума на тех, кто бросил своих друзей.

– О да, но друг мой, это жизнь и смерть. – И с этими словами на лице Кирана отразилась такая мука, что горе Донала показалось мелким и ничтожным. Они ехали втроем бок о бок – он, Барк и Киран; и временами мгла вновь застилала ему взор, и чужие руки поддерживали его тогда, укладывая на шею пони, и где бы он ни витал, он знал, что едет к дому.

Финела замедлила шаг, войдя под сень серебряных деревьев, и Граги соскользнул с ее спины, оставив Арафель, и семенил перед кобылицей.

Здесь был дом, здесь царил покой, но копыта ступали по листьям, по опавшим на траву листьям, в землях, где до этого едва ли хоть один лист опадал под эльфийской луной. Хоть и едва заметно, разорение коснулось и этих мест.

Вот и река. Люди звали ее Керберном, так называлась она во владениях Смерти. Но здесь ее имя было Аргиад – Серебро, и воды ее были чисты и целебны. Финела перескочила через нее, а Граги переплыл ее, как выдра, и отряхнулся, выйдя на берег, глядя, как эльфийская кобылица продолжает свой путь с молчаливым клонящимся седоком. И Граги, задержавшись, набрал воды в свои огромные ладони и с неподдельной тревогой поспешил следом.

– Постой, Дина Ши, постой, о выпей доброй чистой воды, не выпьешь ли, Дина Ши?

Финела мягко остановилась. Арафель склонилась с ее спины к коричневым поднятым ладоням и попила, обняв белую шею кобылицы, и заглянула в земляную глубь глаз Граги.

– Ступай, – промолвила она. – Разве у тебя нет своего хутора, Граги? Разве у тебя нет твоих людей? Ты слишком давно оставил их. Кто будет пропалывать сады, маленький братец,