Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Укройте хворост, – донеслась до него команда военачальников. – К ночи туча дойдет до нас.
Заката так никто и не увидел: запад был объят слишком плотной мглой, чтобы через нее могли пробиться лучи солнца; гладь Лиэслина стала свинцовой и еще менее спокойной, чем прежде, – источник миражей и жути, оправленный в тенистые камыши. «Зло», – провозглашало озеро всем своим видом – эльфийские пейзажи были светлыми, в серебре и зелени деревьев – здесь же этого не было и следа. Озеро было отравлено. И холмы вздымались рядом с ним, как железные стены, и деревья лежали поверженными и сожженными.
– Мне это не нравится, – сказал Барк накануне, когда они ожидали атаки. – Это место давит на меня, как ни одно другое, где мне доводилось бывать.
И это Барк, которому не свойственно было шарахаться от теней. И войско, прибывшее из замка, ходило с затравленным видом, то и дело посматривая на озеро, на запад, и это ничем не отличалось от того, как вели себя до них крестьяне.
– Господин, – промолвил Барк у него за спиной. Киран все время слышал сзади его поступь, зная, что Барк следует за ним, как неотступная тень. И, подойдя, Барк опустился на соседний камень – его страж, его телохранитель и неотвязный спутник.
– Нынче стало еще хуже, – наконец произнес Киран, не видя теперь разницы на западе между днем и ночью.
– Я бы хотел, чтобы тебя здесь не было, – сказал снова Барк.
Кирану нечего было ответить на это, и Барк погрузился в долгое молчание.
– Я ощущаю бурю, – затем заметил он. – Другие тоже. Я уверен в этом.
– Разве то не ее дар – видеть такие вещи? – пробормотал Киран. Он думал о Донале, как и Барк, о чем было нетрудно догадаться, о верном мальчике, отправившемся в путь вопреки предчувствиям.
Потом ему почудился грохот копыт во тьме, и камень начал жечь ему грудь.
Барк поднялся и хотел что-то сказать.
– Помолчи, – попросил его Киран. – О, друг мой, отойди от меня подальше…
«Звук доносится из ущелья», – подумалось ему. Мир был распят и скомкан, как железо на наковальне. Киран увидел во мгле огни, искривленные стволы деревьев, и страшный мрак, свернувшийся над озером, зашевелился спросонок.
Грохот копыт становился все громче, послышался лай псов, и вой ветра смешался с голосами.
– Госпожа Смерть, – прошептал он, стараясь различить человека, стоявшего рядом с ним. – Барк, Барк, беги, спасайся.
Воздух всколыхнулся от железа, от вырвавшегося из ножен клинка, отравившего ветер.
– Никогда, – откликнулся смутно различимый силуэт Барка. – Что это, господин?
– Ты слышишь гончих? – Лай затопил небо и землю, а кусты и трава зашептались вокруг них, как хор неявных голосов. Скользили тучи, и между ними мелькали темные тени. Когда-то порванная рука Кирана похолодела и налилась болью, как и камень на его груди. Ветер приносил обрывки детских криков, вой раненых животных, предсмертные вопли и звон битвы.
Вдали, на фоне ночи, появились два силуэта, постепенно превратившиеся во всадников, – один скакал к северу, другой – прямо к ним, второй был чуть меньше и не столь ужасный – да это же всего лишь пони, несущийся меж молниями и ветром, и его лохматая шерсть и грива вспыхивают, словно болотные огоньки, освещая светловолосую склоненную голову седока.
– Донал, – пробормотал Киран и повторил громче: – Донал, Донал! – И, сжав камень, он бросился ему навстречу. Ибо гончие госпожи Смерти окружили пони, нахлынув волной черноты: маленький скакун вскинул голову и заржал, и круговерть теней, принесенных ветром, скрыла их с Доналом из вида.
– Мой господин! – бросился за ним Барк, и ветер уже хлестал дождем. Мир потемнел, и тучи закрыли все зеленоватой мглой, прорезаемой лишь молниями, да раскаты грома сотрясали землю. – Господин, остановись, там люди Дава…
Киран стряхнул со своего плеча руку Барка и побежал дальше, утирая дождь с лица, всматриваясь в заросли, пока не увидел лежащее тело. Светлые волосы потемнели от дождя и сумерек, а вымокшая насквозь одежда больше подходила для какого-нибудь зала, но она была изорвана и вымазана кровью, которую смывала дождевая вода.
– Донал! – вскричал Киран, опускаясь на колени. – О Донал!
Барк тоже опустился на колени и перевернул Донала, подставив его бледное лицо под хлещущие струи дождя: и грудь его приподнялась от дыхания, и шевельнулась одна рука, словно он пытался заслониться от слепящих всполохов.
– Донал, – промолвил Барк, перебарывая ливень. И небо снова прорезала молния. Бледное тело возникло в прорехах одежды, и Барк приложил руку к боку Донала, где виднелись свежие раны.
– Такое не залечить и за месяц – о боги, кто мог это сделать?
– Ши, – пробормотал Киран, вздрагивая под дождем. – Он был с Ши. – Он поднял помертвевшее лицо Донала и обратился с мольбой к камню. – Донал, Донал, Донал, услышь меня.
И глаза Донала открылись, он замигал от дождевых капель.
– Господин, – пробормотал он, и взгляд его болезненно блуждал, – брат, я упал… собаки, много псов…
– Тише, молчи, ты упал с пони. И псов уже здесь нет.
– Господин, – попросил Барк, – позволь, мы отнесем его в наш лагерь.
– Они мертвы, – пробормотал Донал, – все остальные… – Но Киран не стал слушать и, подхватив вместе с Барком его под окоченевшие руки, понес его за сторожевые линии. Донал, прихрамывая, старался сам идти и, не умолкая, твердил о предательстве, о тьме, о тени, об убийстве и господине Донна, но об этом Киран и сам уже догадывался, давно уже – что все его надежды рухнули, и он послал добрых людей на верную смерть.
– Хоть ты вернулся, – сказал он Доналу, когда они с Барком уложили того меж теплых одеял в каком-никаком укрытии. – Теперь ты должен отдыхать. – Но в свете молний Киран видел его раны – ужасные следы коварства.
– Уезжай домой, – сжал Барк руку Кирана, заставляя его выслушать себя. – Ты сказал, что лишь дождешься их возвращения. Ты всех дождался, больше никого не будет. Что тебе здесь делать? На что еще надеяться?
– Не на что. Здесь – не на что. Я отправлюсь в Кер Велл. – Киран смотрел во тьму, и дождь плясал на его спине. – Я уведу с собой все силы, кроме тех, что будут сдерживать Брадхит. И Дав. Нам следует не столько сражаться, сколько наблюдать. Мой брат ответил мне, и его ответ мне ясен. – У него перехватило дыхание. Но Киран вздохнул, и воздух обжег ему грудь, как пылавший камень, и глаза его горели, невзирая на дождь.
– Я уеду домой.
Барк помолчал и оставил его.
Киран вздрагивал при каждом ударе грома. В выбоинах, протоптанных лошадьми, отражались молнии,