Греции независимость (в 1829 г.). С того момента и до самой революции 1917 г. портреты правящего русского царя и его царицы украшали главный зал для приемов в резиденции православных епископов Каира. Ни одна другая страна такой чести не удостоилась.

В другой раз я встретил старого болгарина, служившего молодым офицером в болгарской армии еще в 1880-х гг.

В результате Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Болгария получила независимость, но давление западных держав на Берлинском конгрессе заставило молодую страну пригласить на престол германского принца, который поначалу был настроен весьма антироссийски. Однако вскоре настроение народа и реалии балканских событий заставили его изменить свое отношение; Александр III отказался даже думать о сближении, пока не будут восстановлены и не получат воинские почести все забытые могилы русских солдат, павших на земле Болгарии за ее свободу. Это было сделано; мой каирский знакомец тогда провел часть лета в одном из нескольких отрядов болгарской армии, которым была поручена эта работа. Они двигались по Балканским горам от одной восстановленной русской могилы к другой и возле каждой давали залп в воздух и склоняли флаг. По словам моего знакомого, его товарищи-болгары вовсе не считали происходящее унижением для себя – только для своего правителя-немца; они всего лишь платили долг памяти своим русским освободителям от турецкого владычества – давно просроченный долг.

Итак, большая часть православных христиан Ближнего Востока смотрела на старую Российскую империю как на естественного и надежного защитника. Однако одна из моих случайных встреч доказывала, что и к мусульманам в России относились справедливо. Мне это было известно еще по Санкт-Петербургу. В столице было так много офицеров-мусульман – татар и других, – в том числе и занимавших высокие посты, что царь Николай II повелел построить для них прекрасную мечеть и лично внес большую часть суммы на ее строительство. В Каире мне довелось узнать о проблемах мусульманского управления в прежней России некоторые интересные подробности. Я тогда не имел гражданства и для поездок за рубеж взамен паспорта должен был получить египетский Laisser-Passer. Такими делами в египетском министерстве внутренних дел занималось особое русское бюро, секретарем в котором сидел татарин-мусульманин из Крыма. Как-то раз мне пришлось долго ждать в его офисе, пока курьер по его поручению собирал подписи начальства на моих документах, и он рассказал мне, как оказался в Египте. До революции он служил в том отделе российского Министерства внутренних дел в Санкт-Петербурге, который занимался делами мусульман. По его словам, правительство Российской империи скрупулезно старалось оставить разрешение всех внутренних мусульманских споров на усмотрение их собственных религиозных судов, действовавших на основании Корана, священной книги мусульман. Но местные религиозные суды мусульманских анклавов Крыма, Поволжья и Центральной Азии часто не могли сойтись во мнениях по поводу правильной интерпретации тех или иных положений Корана; в этих случаях они обращались к российскому правительству за помощью в разрешении конфликта. Не желая принимать решения по вопросам, в которых не разбирается, министерство направило этого человека на два года в Каир учиться в знаменитом древнем университете Аль-Азхар, источнике исламской религиозной мысли. При этом он должен был представить некоторые особенно сложные проблемы на суд тамошних светил. В момент начала Первой мировой войны он был в Каире, где и застрял.

В то время, когда я серьезно обдумывал отъезд из Египта в Соединенные Штаты (в 1936 г.), у меня было несколько серьезных разговоров на политические темы с друзьями среди немецких инженеров. Профессор Кеглер, под руководством которого я в 1933 г. во Фрайберге, в Саксонии, начинал изучение механики грунтов, стал консультантом в этой области у знаменитого германского инженера Тодта, возглавлявшего строительную организацию нацистского правительства. В то время они строили Reichsautobahnen – первые современные скоростные автодороги без одноуровневых пересечений; позже эта же группа взяла на себя большую часть военно-фортификационных работ нацистской Германии. Они уделяли особое внимание новой науке – «механике грунтов», – но из-за недостатка специалистов в этой области не могли заполнить все вакансии. Профессор Кеглер назвал мое имя Тодту, и он поручил ему предложить мне работу.

На 1-й Международной конференции по механике грунтов и фундаментостроению в Гарвардском университете в 1936 г. я встретил одного из членов официальной немецкой делегации Regierungsbaurat (государственного советника по строительству) Эренберга с испытательной станции прусского управления водных путей; я встречался с ним и прежде, в 1933 и 1935 гг., и теперь он попытался убедить меня принять это предложение. Мы сидели рядом в поезде Нью-Йорк – Бостон и всю дорогу разговаривали по-немецки. Я сказал, что, насколько я разбираюсь в современной германской политике, война неизбежна; что нацистская Германия скоро нападет на Советский Союз и что направлен этот удар будет не только против коммунизма, но и против России и русских. Эренберг этого не отрицал. Он заметил, что «Gewisse territoriale Zugestaendnisse werden selbstverstaendlich erforderlich sein» («необходимы будут, естественно, определенные территориальные уступки»), но мне не надо беспокоиться о каких бы то ни было ограничениях для русских в национал-социалистической Германии, так как я казак и, следовательно, принадлежу к другому народу.

Так я впервые лично столкнулся с нелепой концепцией «Казакии», которую принял конгресс Соединенных Штатов; тем самым он поставил и себя, и страну в целом в весьма затруднительное положение.

Естественно, я отверг предложение Эренберга.

Политика казачьей эмиграции перед и во время Второй мировой войны

В 1921 г., после окончания Гражданской войны в России, донские, кубанские и терские казаки, сражавшиеся на юге России на белой стороне, оказались разбросаны по всей Европе. Некоторые из них со временем перебрались в Южную или Северную Америку, но больше всего казаков перед Второй мировой войной можно было найти в Югославии, во Франции и в Болгарии.

В Советском Союзе были уничтожены всякие черты прежнего казацкого образа жизни. Казаков там считали в первую очередь бывшими представителями привилегированного класса, которым не может быть места в пролетарском обществе.

За границей казаки-эмигранты, хотя и осели в разных европейских странах, пытались все же поддерживать связь между собой в надежде на лучшее будущее, на возвращение – когда-нибудь – на землю своих предков. Большинство казаков признавали власть прежних атаманов, выбранных во время Гражданской войны; когда кто-то из них умирал, проводились новые выборы по почте.

У кубанских и терских казаков эта процедура проходила довольно гладко, а вот у донских казаков после смерти атамана А.П. Богаевского начались серьезные раздоры. Прийти к единому мнению относительно преемника так и не удалось, и через некоторое время уже каждый из двух кандидатов-соперников утверждал, что является законным донским атаманом. Оба они получили