– из-за высокой безработицы в стране немецкие рабочие союзы не допускали приема на работу иностранцев. Мистер Уиттмор начал искать выход из создавшейся ситуации и в конце концов решил перевезти всех во Францию. Последней каплей для него послужил инцидент, когда какой-то немец на улице, услышав, что он говорит по-английски, сильно толкнул его и назвал verfludater Auslander (проклятым иностранцем).

Большинство из тех студентов, кто в 1924 г. переехал во Францию, успели проучиться в Германии всего один-два года. У меня же за спиной было уже два с половиной года, и я мог надеяться через полтора года закончить свою учебу в Берлине. Я не хотел начинать во Франции все заново и к тому же оставлять сестру в Германии с фон Медемами, поэтому наотрез отказался ехать. Сначала мистер Уиттмор пригрозил лишить меня стипендии, но затем уступил с тем условием, что я проведу летние каникулы на «свежем воздухе Франции». Это меня нисколько не огорчило – прошлые каникулы я провел размахивая кувалдой в команде клепальщиков на стройке в польской Верхней Силезии. Естественно, мой ишиас отнюдь не жаждал работы.

В Париже меня ждал приятный сюрприз. Оказалось, что местным представителем Уиттмора там состоит мой бывший одноклассник по Царскому Селу Соломон, которого я ошибочно числил погибшим вместе с Чернецовым. К счастью, он был жив; при помощи рекомендательных писем, которые я написал по-французски, а он подписал, мне удалось получить работу «вычислителя-чертежника» в знаменитой инженерно-консультационной фирме Пельнара-Консидэра и А. Како, специалистов по конструкциям из железобетона. Там у меня появились новые друзья на много лет.

Вернувшись осенью 1924 г. в Берлин с увеличенной стипендией от комитета мистера Уиттмора, я возобновил учебу и в декабре 1925 г. получил звание дипломированного инженера.

После этого около двух месяцев я безуспешно искал работу. Наконец, имея в виду высокий уровень безработицы в Германии, мне повезло – я смог получить место инженера в берлинском офисе доктора Кирхгофа, который занимался тем, что пересматривал чертежи старых стальных мостов и разрабатывал проекты их усиления, так как германские государственные железные дороги собирались вводить новые, более тяжелые локомотивы. Затем, в конце 1926 г., я переехал в Бремен, где получил более высокооплачиваемую работу в строительной фирме «Пауль Коссель и К°»; там мне пришлось иметь дело с проблемами разработки конструкций из железобетона.

В то время один приятель главного инженера нашей фирмы был занят поисками молодого специалиста по железобетону со знанием французского или английского языка для работы в новом отделении фирмы в Египте. Я как раз подходил под эти требования, и с середины 1927 по весну 1929 г. я трудился в Каире – дизайнером в тамошней конторе Австрийской строительной компании.

В финансовом отношении эта местная контора оказалась далека от успеха и вскоре закрылась. Мой контракт с Австрийской строительной компанией предусматривал на этот случай оплаченный проезд обратно в Германию, и я воспользовался этой возможностью.

По возвращении в Берлин я устроился на временную работу в фирме «Хаберман и Гукес-Аибольд A.G.», на строительство шлюза на реке Везер возле города Гамельн, того самого, где действовал знаменитый Крысолов. Поэт Роберт Браунинг сильно преувеличил, когда написал, что река Везер «глубока и широка», но работа там тем не менее была интересной и приятной.

К концу 1929 г. появились многочисленные признаки надвигающейся глубокой депрессии. В Берлине совершенно прекратилось строительство подземки, где было занято большинство инженеров нашей компании. Было очевидно, что меня вот-вот уволят, чтобы освободить место для одного из этих людей, состоявших в постоянном штате фирмы.

Моя тревога все возрастала, и в этот момент я неожиданно получил письмо из Каира; в письме сообщалось, что я могу получить работу в министерстве общественных работ, поскольку я занял первое место среди инженеров, принимавших девять месяцев назад – перед самым моим отъездом из Египта – участие в конкурсных испытаниях на эту вакансию. Я с радостью принял это предложение и считал, что поеду в Египет на год-другой, пока дела в Европе не поправятся. Вместо этого я провел в Каире семь лет.

Я получил назначение в технический отдел Департамента государственных сооружений и поначалу занимался конструкциями из железобетона. Очень плохие почвы – мягкие глины и илы – дельты Нила представляли при строительстве фундаментов зданий совершенно особые проблемы. Как раз в это время, в основном благодаря исследованиям австрийского инженера Карла Терцаги, начали развиваться новые инженерные подходы к этим проблемам. Появился новый термин – «механика почв»; он не имел отношения к трактористам и сельскому хозяйству, как многие поначалу думали, а имел дело с почвами как основанием для фундаментов или строительным материалом для земляных дамб, дорожных насыпей и т. п. После того как я по заданию египетского правительства изучил несколько случаев катастрофического разрушения фундаментов, эта новая область стала моей специализацией.

В 1933 г. я провел три месяца своего отпуска в Австрии и Германии, где за свой счет знакомился с организацией немецких лабораторий по изучению грунтов – сначала у профессора Ф. Кеглера во Фрайберге в Саксонии, затем на экспериментальной станции прусских водных путей в Берлине и у профессора Терцаги в Вене.

По возвращении в Каир я был переведен в Египетский университет для организации там лаборатории по исследованию грунтовых оснований; руководить лабораторией должен был египтянин, доктор Вильям Селим Ханна. Я выполнил это поручение, а в 1935 г. вновь провел три месяца отпуска за работой в тех же лабораториях Австрии и Германии, которые посещал в прошлый раз.

В июне 1936 г. в рамках празднования трехсотлетия Гарвардского университета состоялась Первая международная конференция по механике грунтов и строительству фундаментов под председательством профессора Терцаги. Египетский университет направил на конференцию доктора Ханну и меня с докладами о проведенных исследованиях. Так я впервые попал в Соединенные Штаты.

Доктор Терцаги знал, что я не слишком доволен своим положением и работой в Египте, и рассказал об этом при случае заинтересованным лицам. Во время экскурсии на строительство водохранилища Куоббин-Дайк возле Бостона ко мне подошел мистер Лазарус Уайт, известный нью-йоркский специалист по фундаментам из фирмы «Спенсер, Уайт & Прентис, инк.», и спросил, действительно ли меня заинтересует предложение о работе в Америке. Если да, то что я думаю о работе в Принстонском университете? Должен признаться, что в ответ я спросил: «А где находится Принстон?» Однако я сразу понял, что место это достойное, когда узнал, что департаментом гражданского строительства там руководит профессор Джордж Беггс – мне и прежде приходилось слышать о его передовых работах в области структурных модельных испытаний. Профессор Беггс был другом Лазаруса Уайта и попросил его подобрать на международной конференции инженера, который мог