излишней в качестве верховного арбитра в конфликтах между нациями. И здесь снова напрашивается аналогия с домашним обществом.

В примитивных обществах люди часто решают свои конфликтующие претензии путем борьбы. Они воздерживаются от поиска решения насильственным путем только тогда, когда в обращении к авторитетному решению беспристрастных судей они находят замену своему обращению к оружию. Кажется очевидным вывод о том, что если бы такие беспристрастные судьи были доступны только для авторитетного решения международных споров, то основная причина войны была бы устранена.

К такому выводу многие гуманитарии и государственные деятели приходили все чаще и чаще с середины девятнадцатого века.

Мы уже проследили историю безуспешных попыток установить обязательную юрисдикцию международных судов с целью мирного разрешения международных споров, которые в противном случае могли бы привести к войне.

Аналогия между умиротворяющим влиянием национальных судов и ожидаемым аналогичным влиянием международных судов ошибочна по трем причинам.

Суды решают споры на основе закона в его нынешнем виде. Закон в его нынешнем виде является общей основой, на которой встречаются истец и ответчик. Оба утверждают, что закон в его нынешнем виде поддерживает их дело, что он на их стороне, и они просят суд решить дело на этом основании. Споры, которые они просят суд разрешить — помимо вопросов фаа — касаются отношения действующего законодательства к их соответствующим требованиям, по-разному интерпретируемым истцом и ответчиком.

Таков основной вопрос, с которым должны иметь дело суды, как национальные, так и международные, и таков характер практически всех дел, которые международные суды действительно рассматривали. Но это не те вопросы, которые ставят нацию против нации в смертельном конфликте и влекут за собой риск войны. В тех межнациональных конфликтах, которые справедливо называют «политическими» и которые стали причиной всех крупных войн, на карту ставится не то, каков закон, а то, каким он должен быть. Речь идет не о толковании существующего закона, признанного обеими сторонами легитимным, по крайней мере, для целей судебного разбирательства, а о легитимности существующего закона в противовес требованию его изменения.

Все знали в 1938 году, если привести лишь несколько недавних примеров, какова была правовая ситуация в отношении Чехословакии. В 1939 году ни у кого не было сомнений в том, что говорит международное право в отношении статуса Данцига и германо-польской границы. Сегодня нет никаких разногласий относительно норм международного права, которые применяются к правам и обязательствам Советского Союза и Турции в отношении Дарданелл. Что было или есть.

Во всех этих противоречиях, вызывающих призрак войны, речь идет не о применении и толковании международного права как такового, а о легитимности существующего правового порядка и обоснованности требования его изменения. То, на что Германия опиралась в отношении Чехословакии, Данцига и Польши, и то, против чего выступает Советский Союз в отношении Дардельских островов, — это не конкретная интерпретация международного права в отношении этих вопросов, а существующий правовой порядок как таковой. Что хочет Германия?

Функция судов состоит в том, чтобы привести в движение действия по принуждению к исполнению закона, выяснив, оправдывает ли конкретный рассматриваемый случай такие действия в соответствии с существующими правилами.

Если речь идет об определении прав или согласовании интересов в рамках общепринятого статус-кво, суды принимают решение в пользу истца или ответчика, в зависимости от обстоятельств. Если же речь идет о сохранении или коренном изменении статус-кво, ответ суда готов еще до того, как задан вопрос; он должен быть принят в пользу существующего статус-кво и опровергнуть требование об изменении. Суды Франции в 1790 году не в большей степени могли упразднить феодальную монархию и превратить Францию в республику среднего класса, чем международный суд в 1800 году мог обеспечить Наполеону господство над Европой. То, что международный суд вынес бы решение в 1938 году по Чехословакии, в 1939 году по Данцигу и Польше, а в 1947 году по Турции, в отношении Германии и Советского Союза соответственно, никто ни в одном из лагерей никогда не сомневался. Поскольку по своей сути это статус-кво, выраженное в юридических терминах, существующее право благоприятствует статус-кво, а суды могут только применять существующий закон к рассматриваемому делу.

Ссылаться на международное право и международные суды в условиях кризиса, когда на карту поставлено не определение прав и согласование интересов в рамках статус-кво, а само выживание статус-кво, — излюбленный прием стран статус-кво. Международное право и международные суды — их естественные союзники. Империалистические нации неизбежно выступают против существующего статус-кво и его правового порядка и не думают передавать спор на авторитетное решение международного суда. Ведь суд не сможет удовлетворить их требования, не разрушив саму основу, на которой зиждется его авторитет.

Природа международных конфликтов: напряженность и споры

Споры, направленные на изменение статус-кво, не только не будут передаваться в суды, но, как правило, даже не будут сформулированы в юридических терминах, единственных терминах, которые могут быть приняты к рассмотрению судами. В сентябре 1938 года реальным вопросом между Германией и Чехословакией был не суверенитет над Судетской областью, а военно-политическое господство в Центральной Европе. Спор о Судетской области был лишь одним симптомом этой проблемы из нескольких. Из этих симптомов наиболее яркими были спор с Австрией, завершившийся аннексией Австрии Германией в марте 1938 года, и спор с Чехословакией в марте 1939 года, приведший к установлению протектората Германии над этой страной.

Одной причиной, лежащей в основе всех этих симптомов, был конфликт, ставкой которого были не более или менее территориальные уступки и правовые корректировки в рамках признанного статус-кво, а выживание status quo itsdf, всеобъемлющее распределение власти, все или ничего превосходства в Европе.

Основополагающая причина была неспособна даже сформулироваться в юридических терминах; ибо правовой порядок, выживанию которого угрожало требование изменений, не имел юридических понятий для выражения этого требования, не говоря уже о средствах правовой защиты для его удовлетворения.

В основе споров, которые влекут за собой риск войны, лежит напряжение между желанием сохранить существующее распределение власти и желанием свергнуть его. Эти противоречивые желания, по уже обсуждавшимся причинам, редко выражаются в собственных терминах — терминах власти — но в моральных или юридических терминах. То, о чем говорят представители наций, — это моральные принципы и правовые требования. То, о чем они говорят, — это конфликты власти. Мы предлагаем называть неоформленные конфликты власти «напряженностью», а конфликты, сформулированные в юридических терминах, называть «спорами». Обсуждение типичных отношений между напряженностью и спорами прояснит функцию, которую международные