– Что? – спрашивает Круг.

– Ты откуда? – задает ему вопрос боец, который хочет получить от него ответ, не откуда Круг идет, так как понятно откуда он пришел, а как, как он смог пройти через поле под обстрелом.

– Помогал раненым. Перевязывал я их там, – отвечает устало Круг.

– Иди к нам, – кричит Пингвин. – Сейчас раненых дотянут, будем помощь оказывать, а потом их до Курдюмовки доставим.

Круг на приказы Пингвина не реагирует, а просто поворачивается к нам спиной и уходит от нас в сторону Курдюмовки тем же спокойным, умиротворенным, прогулочным шагом святого человека. Иди… иди, Круг, ты устал, ты святой человек и отличный, бесстрашный боец. Мы дальше ждем. Удары арты усиливаются, и разрывы становятся все ближе, и мы предпринимаем меры. Два человека из нашей группы влезли в бетонную нишу элеватора, что была слева от нас, а мы с Пигвином в правую нишу. Сидим. Прыгает к нам в котлован боец, которого я видел как-то на точках «Галины», а потом на ротации. Ему лет сорок пять.

– Представляете, мужики, калаш мой разорвало. Совсем непригоден, кусок металлолома. Выбросил на-хрен его. Вот что достал, – показывает нам свой «новый» АКС этот мужик, пригнувшись и заглядывая к нам в нишу. Затем он вытаскивает из котлована гранатомет и гранаты к нему, упаковывает гранаты в непонятно откуда взявшийся рюкзак, вешает гранатомет за спину себе вместе с рюкзаком и не спеша стоит здесь же, около нашей ниши и поправляет все это.

– Уйди ты отсюда, – говорит ему Пингвин, – сейчас осколок попадет один и разорвет тебя и нас вместе с тобой. Уйди вниз!

На этот совет Пингвина мужчина поворачивает меланхолично голову к нашей нише и уходит в сторону левого угла здания. Около часа прошло, наверное. Точно не скажу, сколько прошло времени, так как время идет в такой обстановке не как в мирной жизни, по-другому, оно там зависит от внутреннего состояния человека, от активности, которая вокруг него происходит. Снаружи слышны стали голоса, что заставило Пингвина вылезти из бетонного убежища.

– Где здесь Провиант! Провиант! Где он здесь… – слышу голос своего друга Сухова.

Вылезаю из убежища. Смотрю, передо мной Сухов стоит.

– Как ты, Сухов?!

На это Сухов идет ко мне, мы здороваемся за руку.

– У меня два осколка в спине, ночью на ночной штурм бросили, – рассказывает он мне.

– И как на штурме? Ночной же это бред… – говорю.

– Согласен, что бред. Подняли со 155-й и туда, в лесополосу. Прямо на голую землю, никаких окопов и окопаться никак. Все по нам там работало. С воздуха вертушки и даже самолеты отрабатывали. Арта била. Лежал и думал, что все уже, конец. Два осколка в спину вот.

– Сколько вас?

– Шесть человек. Там еще те, кто еле дошел. Довели.

Сидим с Суховым возле ниши бетонной, и я рад, что снова мы вместе. Правильно тогда Сухов еще на 29-й сказал, что судьба нас свела и теперь все время сводить будет. Вот и сводила нас судьба, как бы мы ни расставались. Считай, с Суховым всю командировку вместе прошли, расставаясь только на короткое время друг с другом. Медики начали оказывать первую медицинскую помощь раненым около бетонной ниши, что была дальше, у входа в элеватор. Мы пока сидели с Суховым здесь. Я смотрел на Сухова и думал: «Снимать, наверное, все будем с него. Перевязывать». Сухов терпит, хотя видно, что дается ему это тоже с трудом. Но он еще под кайфом, под адреналином, усиливающим радость того, что смог дойти до этого места.

– Сейчас вас в Курдюмовку проводим, а нам еще туда к вам в лесополосу сегодня надо будет идти, – говорю я своему другу Сухов мне кивает. На нем все та же натовская разгрузка, все та же обычная каска, без всякого рода опознавательных знаков и особых заморочек, и борода, аккуратно подстриженная. Он подстригать бороду начал еще на ротации и, видимо, подстригал ее в последний раз на 155-й. Прошло немного времени, и подходят к нам Пингвин, Император и два ретивых молодых бойца-молодца.

– Сейчас до Курдюмовки доведем их и там серьезно осмотрим раны, потом на эвакуацию – рассуждают между собой медики, смотря на Сухова и размышляя над тем, как они с него сдирать разгрузку и все остальное будут. Я тоже стою с ними тут же. Сухов сидит, ждет, когда его осматривать и перевязывать начнут. Стоим мы (это важно в моем повествовании), стоим в котловане, и наши макушки касок только чуть достают до его верхнего края. И только Пингвин решился сам за разгрузку Сухова взяться, как земля с правого края от меня полетела вверх и в мои глаза, только и пронеслось в голове: «Попали! Миномет!» Далее я летел…

Да, я летел. В глазах была то ли пыль, то ли темнота, то ли земля, я ничего не видел и телом своим ничего не касался. Но я летел и крутился. В голове шли не мысли, а молнией что-то проносилось как констатация факта:

«Голову осколком отрубило. Голова отрублена, летит в котлован. Голова отрублена, а я жив. Интересно, сколько еще моя голова проживет, когда упадет вниз на дно котлована? Сейчас посмотрим, сколько голова без туловища проживет. Теперь я точно узнаю, сколько она без туловища еще мыслить будет. Интересно-то как…» – лечу и думаю я. Вернее, я даже не думаю, а это все у меня моментально пронеслось в голове за считаные секунды, пока летел вниз котлована. Пронеслось все это в мозгу моем даже не в виде слов, а на уровне какого-то иного понимания. Мозг все это констатировал какими-то мгновениями у себя там, и мне тогда стало так интересно, так интересно понаблюдать, это как опыт ученого над собой, сколько же это голова без туловища прожить сможет? Я четко запомнил те секунды, и те мысли, и те чувства, что охватили меня тогда. Сейчас все это я со смехом вспоминаю. Хотя кому рассказываю об этом случае, тем почему-то совсем не смешно… И вот, летит моя отрубленная осколками голова вниз, боль в ногах, прихожу в себя, голова на месте, на плечах, ноги болят, лежу на дне котлована головой кверху, а ногами на бетонных конструкциях. Боль в ногах!!! А там наверху котлована стоны и крики, тоже, похоже, все ранены.

Начинаю звать на помощь. Криков наверху не слышно. «Надо вылезать», – думаю. Не прекращая стонать, лезу на брюхе вверх по крутому склону котлована. Упираюсь локтями, помогаю себе автоматом, который у меня в руках, лезу