Однако резня не прекратилась. Она ширилась и становилась все более жестокой. И тогда в один апрельский день в долине Вислоки появилось войско, прекрасное и грозное, как армия пчел, ибо знамена и мундиры солдат были окрашены в черный и желтый цвета. На помощь войску с востока, во главе легиона колесниц, запряженных львами, двигался губернатор эрцгерцог Эсте. Звериный рык несся в прохладном воздухе, в рассветном сиянии сверкали лезвия копий и золотые шлемы с плюмажами. Казалось, что само солнце идет на войну.

Сказывают, что такой битвы прежде никогда не было, и среди крестьян память о ней сохранилась в поколениях. Когда хамы поняли, что не дождутся от Кайзера и губернатора помощи и заботы, что те не лучше, чем польские паны, что нет для них заступников ни в этом мире, ни в грядущем, – иными словами, когда хамы осознали, что никогда им не быть никем иным, кроме хамов, они не стали прятаться по хатам, а вышли навстречу войску. Каждый взял то, что имел под рукой – косу, лемех, топор, цеп.

И тогда грянула австрийская артиллерия, и содрогнулись горы в своем основании. Остальных же смела тяжелая конница львовского губернатора. И битва закончилась, не успев как следует начаться, и тех, кто остался в живых, по приказу Светлейшего Государя, Кайзера Франца Йозефа распяли вдоль железнодорожной колеи между Краковом и Львовом.

Так закончилась хамская война, так окончились шестьдесят дней хамской славы. А иначе и быть не могло, и никогда не будет иначе. Все, что мы о ней знаем, поведал Ксенес Рак. Правда, Рак любит после стопки водки рассказывать всякие бредни, а то и просто врать – спросите у его жены. Однако это ни о чем не говорит.

LX. О Буковине

Сказывают, что на Буковине все по-другому. Речь людей не похожа ни на один известный язык; она больше напоминает пение птиц, смешанное с шумом ветра. Иногда порыв ветра с юга и востока приносит с собой запах соли. И тогда воздух пахнет, как перед грозой, но нет в нем тревоги и угрозы. Это дыхание моря. Когда дует этот ветер, становится легче дышать и перестает ломить кости. И тогда, если вдохнуть поглубже, слиться с ветром всем своим естеством, можно почувствовать и другие ароматы: запах корицы, гвоздики и мяты, благоухание таинственных стран, лежащих далеко за горизонтом – там, где люди имеют смуглую кожу, а в увенчанных куполами храмах молятся другому Богу. Но ветер с моря приносит еще и беспокойство, жажду странствий. И те, чья кровь горяча, порой отправляются в путешествие и не возвращаются. То ли они гибнут в пути, то ли надевают тюрбан и вешают на пояс булат – неизвестно. Не обязательно сразу срываться с места и трогаться в путь, иногда достаточно об этих странах мечтать, сидя на пороге дома с чаркой палинки или вина.

Ведь именно благодаря этому ветру вино на Буковине получается отменным. Может, оно не такое изысканное, как венгерское, но достаточно хорошее, чтобы пить его с удовольствием. Впрочем, это даже хорошо, что вино здесь несовершенно. В противном случае Буковину заполонили бы купцы, желающие им торговать. Взамен они привезли бы из других стран смуту и множество бесполезных предметов, пробуждающих в людях неведомые ранее голод и похоть. Поэтому Буковина бедна, но спокойна и счастлива, ведь земли, где растут виноградные лозы и льется вино, веселее остальных.

На Буковине нет дорог, потому ни прошлому, ни будущему сюда не добраться. Здесь не нужно задаваться вопросом, Якуб ты или Викторин, потому что оба этих имени не значат ровным счетом ничего. Это всего лишь пустые звуки. На Буковине понимаешь, что в начале не было даже слова. Ведь, чтобы хорошо общаться, совсем не нужны слова.

Когда после крестьянского бунта Якуб или Викторин в награду или в наказание был отправлен сюда старостой Брейнлем, ему достались усадьба, клочок солнечного поля и добрый сосед в помощь. Поле было меньше прежнего, смажовского, а сосед не знал галилейской речи. Поэтому они быстро нашли общий язык, а по вечерам пили вино собственного урожая и ели хлеб из собственной муки. До поздней ночи они разговаривали и переводили друг другу тексты, хотя книг у них не было. Сосед носил странное чужеземное имя, которое невозможно было запомнить, и любил говорить, что Бог глухой. Якуб, или Викторин, называл его Мартином Илией.

Когда нужно было что-то из города, керосин или соль, отправлялся в дорогу в основном Мартин Илия. Он шел в Глитту или в Серет, потому что они находились ближе всего. Якуб или Викторин оставался чаще всего в своем маленьком винограднике и наблюдал, как растут лозы, как они пускают усики и оплетают жерди, и как созревают плоды. Он мог так сидеть беспрерывно несколько дней подряд. Порой птицы вили гнезда у него на голове. Порой он обрастал мхом и бородатым лишайником. Поэтому дальние соседи прозвали его камнем и очень его уважали – люди на Буковине еще не запутались в старых истинах и знают, что камень – самое совершенное из всех существ.

Однажды, ранней осенью, в то самое время года, когда Бог сотворил мир, Мартин Илия подошел к сидящему в винограднике камню и сказал:

– Пришла какая-то женщина.

– Я не знаю никаких женщин.

– Ты, может, и не знаешь, но она тебя знает.

И он впустил ее в виноградник, не дожидаясь согласия хозяина.

Хана подошла к Камню-Якубу-Викторину – как его звали, так и звали – и крепко обняла его. Она была уже стара, ведь даже после смерти можно состариться, но пахла, как и прежде, анисом, гвоздикой и оливковым маслом.

Поверхность Камня растрескалась и увлажнилась от слез.

Хана постучала в дверь Камня.

– У меня нет двери, – возразил он.

Но Хана все равно вошла.

Краков и различные места на востоке

2016–2018

Благодарности

Ни один роман не возникает сам по себе и благодаря себе. Поэтому я очень благодарен Касе и Рафалу Косикам за то, что именно они вытащили его из подземного мира, а также Михалу Цетнаровскому за неизмеримые запасы терпения при редакции и массу ценных советов.

Мои благодарности Павлу Майке и Шимону Тежевскому за чтение текста на этапе его предыстории и за то, что увидели в нем то, чего я сам до конца не осознавал, но потом смог развить. Аркадия Вэнху из Ягеллонского университета я благодарю за предоставление