Серьезной проблемой галицийской деревни был распространенный среди крестьян алкоголизм. В 1844 году 60 % произведенного в Габсбургской монархии спирта приходилось на Галицию. Право пропинации для землевладельцев, то есть исключительное право на производство и продажу алкоголя в пределах собственных имений, улучшало материальное состояние помещиков, но негативно сказывалось на угнетаемом сельском населении. Зачастую крестьянам, работающим в поместьях, вместо денег выдавались квитки на продаваемый в корчмах алкоголь. Эти заведения, арендуемые евреями, становились центральными пунктами на картах галицийских деревушек. В ходу была очень популярная поговорка: «Мужик собирает, пан гонит, а еврей получает». Своеобразной формой борьбы с алкогольной зависимостью у крестьян стали братства трезвенников, получившие наибольшее распространение на территории Тарнувской епархии (благодаря поддержке епископа Юзефа Гжегожа Войтаровича), где к ним принадлежало более половины сельского населения. Принимаемые в братство крестьяне давали обет полного или частичного воздержания. Они обещали ограничить употребление алкоголя (обет не касался вина и пива). Австрийские власти к движению трезвенников относились благосклонно. Отмечалось, что в тех местах, где оно было особенно сильно, сократилось число драк и побоищ. Сокращение употребления алкоголя влекло за собой уменьшение доходов шляхты и евреев, которые со временем начали распускать слухи, будто крестьянам, соблюдающим трезвость, придется отрабатывать больше барщины, или же на них будет наложена специальная подать. Это приводило к росту социального недовольства среди крестьян.

Царила всеобщая нищета. В работе восьмидесятых годов XIX века «Нищета Галиции в цифрах и программа энергичного развития экономики страны» Станислав Щепановский писал: «Каждый галичанин работает за четверть, а ест за половину человека. Неумелость в работе, несомненно, в значительной степени вызвана недостаточностью питания. Галичанин плохо работает, потому что плохо питается, и не может питаться лучше, потому что недостаточно работает». Основу крестьянского рациона составлял картофель, становившийся с начала XIX века все более популярным и преобладавший на деревенских столах. Его употребляли в разных формах: варили, жарили, терли на оладьи, получившие название «москали». Популярными блюдами были картофельный суп и квашеный картофель. Слегка порченую или подмерзшую картошку добавляли в мучные блюда и выпечной хлеб, увеличивая объем и экономя зерно (с той же целью в тесто добавляли даже древесную золу). Зачастую в период поздней осени, зимы и весны картофелем заменяли хлеб, который среди беднейшего населения считался редкостью. Выпекать его при дефиците зерна не многие могли себе позволить. Хлеб пекли из муки, которую собственноручно мололи в жерновах. Выращивали четыре основных вида зерна: пшеницу, рожь, ячмень и овес. Также ели кашу и капусту. Последнюю – чаще всего квашеную и вареную. Особенно в период поста. Употребляли горох, бобы, свеклу. В голодные времена варили свекольные листья и лебеду, а также найденные в лесу и на полях коренья, которые охотно сушили и собирали на зиму. Более зажиточные крестьяне, имевшие коров, могли позволить себе чаще употреблять молочные продукты. Молоко пили в основном летом и осенью. Мясо на крестьянском столе было роскошью и если уж появлялось, то только по большим праздникам (на Рождество, Пасху). Стихийные бедствия: холодные зимы, наводнения, неурожаи, а также падеж скота и распространение картофельной гнили, – приводили к крайностям в поведении. Особенно тяжелым для жителей Тарнувского округа, одного из беднейших в Галиции, стало дождливое лето 1844 года, а также предпосевное время и летние месяцы 1845 года, когда вследствие многочисленных наводнений и подтоплений (из берегов вышли Дунаец, Белая, Вислока) многие жители потеряли все нажитое имущество. Голод, начинавшийся в галицийской деревне в основном в предпосевной период, в середине сороковых годов XIX века стал обычным явлением. «Голод был настолько велик, что отмечались случаи каннибализма, а в […] Бухчицах, когда мать отправилась что-то выпросить и украсть для умирающих от голода детей, один ребенок умер, а брат и сестра тело брата разрезали и сварили в горшке. Мать, вернувшись, разделила с ними эту еду. Этот факт судебно был зафиксирован», – писал в сборнике воспоминаний жителей окрестностей Тарнува за 1846–1848 годы краковский публицист Людвик Дембицкий. И это было не единичное свидетельство, а лишь одно из множества других, которые можно обнаружить, изучая записки того периода, приходские книги, а также судебные акты. Доходило даже до преднамеренного убийства детей и употребления их в пищу остальными членами семьи. От совершения преступлений не отпугивали ни суровые наказания австрийской судебной системы, ни призрак кары за смертный грех, о котором предупреждали священнослужители католической церкви. Большую жатву собирали также эпидемии. В 1831 году холера, бушевавшая на территории Тарнувского округа, забрала 1429 человек. В 1847 году число жертв эпидемии тифа в Седлисском приходе составило 541.

Все вместе это, с одной стороны, сделало сельское население излишне восприимчивым к манипуляциям австрийских властей, а с другой – привело к росту недовольства. По времени это совпало с подготовкой шляхтой вооруженного восстания, которое должно было охватить все польские земли, остававшиеся под властью трех империй. В начале 1846 года на территориях, находившихся под прусским и австрийским владычеством, были проведены многочисленные аресты заговорщиков. В частности, был задержан Людвиг Мерославский, избранный предводителем восстания. В Краков (имевший статус вольного города) вступили австрийские войска, а на собиравшихся в галицийских поместьях повстанцев австрийским властям сообща доносили крестьяне. Несмотря на попытки остановить восстание, оно все-таки вспыхнуло, а объявленная повстанцами отмена крепостного права оказалась сильно запоздалой мерой. Австрийцы, прекрасно знавшие об антагонизме между поместьем и деревней и наблюдавшие рост враждебных настроений, решили использовать для подавления восстания крестьянское население. Шляхта, ожидавшая скорее крестьянской пассивности, была крайне удивлена и оказалась не готова к тому, что ей принесли последние дни Масленицы 1846 года.

Обстоятельства, при которых вспыхнуло крестьянское восстание, именуемое также бунтом, галицийской резней или кровавой масленицей, точно неизвестны. Вероятно, на рубеже января и февраля 1846 года по инициативе тарнувского старосты в корчмах были распущены сплетни, будто помещики намерены под покровом ночи напасть на деревни и перебить их жителей, чтобы завладеть землей крестьян. «Когда же должен был начаться бунт, по деревням пошли слухи, что „паны будут крестьян резать, и пусть каждый приготовит вилы, цепы и косы и не даст себя панам зарезать“. Страх напал на людей, и они стали копать ямы подальше от домов, где собирались прятаться, когда этот день настанет. Кто это сказал первым, никто не знал – вообще говорили все». К этим слухам добавились разговоры об отмене барщины императором, которую якобы скрывает шляхта. К моменту начала дворянами-повстанцами вооруженных действий против завоевателей растущее брожение, успешно подогреваемое австрийскими агентами, привело к выплеску накопившейся годами ненависти. Восстание, которое вошло в историю как