Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю с чего начать, — сказал он, погружаясь в недра кожаного кресла и задумчиво постукивая пальцем по столу.
— Попробуй с начала, — я неопределенно повел плечом. — Выпей малость, не помешает.
Желтухин нервно подвинулся к краю кресла и поднес бокал ко рту.
— Начало ты знаешь, Адам кинул меня, — угрюмо проговорил он, вновь пригубив из бокала.
Я молча ждал продолжения.
— Да, наверное, меня можно в чем-то обвинить. Но, если грех за мной и есть, то невеликий. — Желтухин сделал еще глоток. — Возможно меня использовали в темную.
Он уставился мне в лицо, ожидая возражения, и не дождавшись устало махнул рукой и угрюмо добавил:
— Знаешь, как говорят: если в схеме ты не видишь лоха, то этот лох ты.
Желтухин неловко сидел в кресле, держа стакан обеими руками.
— Век живи, век учись — я кивнул, вертел в руках свой бокал, и старательно делал вид, что верю ему.
Подошел официант, я предложил Олегу повторить и взять еще по одной порции. Возражений не встретил.
Возможно, мне и хотелось бы поверить ему, но что-то мешало. Кажется, он заметил это. Потому что, устремил взгляд в никуда, и нервно застучал пальцами по столу:
— Да пойми ты, я на самом деле, хотел только вернуть свои деньги. Ты понимаешь это? — закричал он, заерзав в кресле. — Свои! — несколько секунд оба молчали, я отметил, что на нас оглянулись все находившиеся в лобби, включая барменшу, потом он продолжил: — А когда все пошло не так, меня уже не было, никакого участия я не принимал, — и тут же опроверг сам себя: — Да и не зависело от меня ничего… — он посмотрел в окно. — Адамчик кинул не только меня, были еще люди, возможно, они решили пойти во банк. — он снова отвел глаза в сторону. — Я тогда уже улетел в Шарм…
Он врал, но загонять его в угол не было смысла.
— Кто эти люди?
— Кто, кто, дед Пихто, — раздраженно огрызнулся Желтухин.
Я наблюдал за ним с сочувствием. Олег опустил голову, словно она вдруг стала слишком тяжелая и смотрел в пол. Когда он поднял глаза, они, казалось, просили о снисхождении…
— Что молчишь?
Но я не знал, то ему сказать, каждый сам расплачивается за свои ошибки. Сколько мне не приходилось общаться, с людьми, перешедшими Рубикон: когда-то раньше, с предателями, а потом с крысами, кидающими, ради сиюминутной выгоды, друзей или родственников, все они понимали, что пути назад нет, и радость от полученных благ, обычно, сменялась страхом, или глубоким одиночеством.
— Трудный момент, — подвел итог я. — Если все на самом деле так, попытаюсь тебе помочь.
— Спасибо, — Олег невесело усмехнулся. — Похоже у меня проблемы со всех сторон. Я, сейчас, как свой среди чужих, чужой среди своих.
— Ты, опасный свидетель. По сути труп.
— Может быть, а может, — Олег заерзал в кресле, рассматривая свой бокал.
— А ты как думаешь?
Олег, задумавшись замолчал, на лице появилась безразличная усмешка.
— Что это за люди?
— Люди, которые опаснее Ильича, — он оглянулся, осматривая лобби. — Во всяком случае для меня. Вернемся к теме утром. Мне надо подумать.
Что-то шевельнулось в этот момент в моей душе — мистическое ощущение непонятной общности с Желтухиным.
Подошел услужливый официант и второй стакан виски незаметно превратился в третий, стрелки часов приближались к полуночи.
Давая Олегу какие-то гарантии, на которые уполномочен я не был, надо было говорить ему правду, но не всю, а избирательно. Стоило ему понять, что я играю нечестно, он пойдет в отказ. Но разве у меня был план лучше? Если он не поверит мне, то Адамовичу не поверит точно.
Было в этой ситуации и то, что я так и не смог распутать. В том числе запутанные бизнес-отношения Адамовича с Желтухиным. Насколько правдив он был, в своем рассказе? В мире бизнеса границы порядочности всегда были зыбкими и смутными. И, кстати, почему мне не перезванивает Ильич? Совпадение? Перестраховка? А может он что-то узнал и не хочет делиться со мной…
Мы вместе строили замок на песке, я понимал это, и Олег, кажется, понимал тоже, но не возражал…
«Свой среди чужих, и чужой среди своих» — так он сам охарактеризовал свое положение, и оно вряд ли могло его устраивать. Что еще, в его положении, ему оставалось делать?
Загудел телефон. Олег взглянул на номер, опять неловко заерзал, а затем прижав трубку к уху, что-то прошептал, опустив голову и сразу отбился.
— Наташа уже дважды звонила, — он замолчал и проглотил комок. — Мне надо идти. Предстоит еще один тяжелый разговор.
— Пусть подождет.
— Истерит…В первый раз уже просил подождать.
Он взглянул на часы и медленно поднялся
— В самолете у нас будет много времени, там и закончим, — сказал он. — Сегодня я выдохся.
— Блин, ты же забыл о шампанском?
— Не до него. Наташка поймет.
Уже на выходе, взявшись за дверную ручку, вдруг остановился на миг, вернулся назад, оперся руками о стол и сказал:
— Не знаю, смог бы я, без тебя, выйти из борделя… Скорее нет. Долг платежом красен… — он оглянулся и обвел лобби взглядом, как будто за нами могли наблюдать. — Остерегайся кавалериста…
— Кавалериста?
— Да. Это бывший спецназовец, вроде из ГРУ, ноги у него кривоваты, отсюда погоняло. За глаза, конечно. В лицо никто сказать не посмеет. У них, — Олег сказал «у них», как бы четко расставляя точки над i, сам он, на другой стороне баррикад, — он появляется, когда требуется кому-то глотку перерезать. — Желтухин говорил быстро, раздраженно и коротко. — Но это я так, к слову, они говорят, что он специалист, по запугиванию, ну там ноги переломать и прочее… Утром, краем уха слышал, что он прилегает. Алексей мертв, поэтому я сейчас никого не предаю, — как бы оправдываясь сказал он, и на миг задумался. Его лицо превратилось в жесткую маску, он посмотрел поверх моей головы в сторону двери. — С ним еще может прилететь Ахмет: дагестанец, борец, чемпион там чего-то, лысый с бородой. Работают они часто в паре. Считай, я отдал тебе должок, за сегодняшний вечер. Будь здоров!
Я усмехнулся, хотя скорее ощерился:
— Вот как?
— Не знаю, кем ты на самом деле себя больше считаешь, крутым или везунчиком, но боюсь, до сих пор не понял, с кем связался.
Недавно, нечто подобное мне уже говорили. Не пора ли на самом деле задуматься?
Кофеин и адреналиновая буря забушевали в крови после сообщения о киллере, помогли вновь собраться в кулак и мыслить на удивление четко.
— Так просвети