Показательно для понимания того, в какой степени ТТП не является внешнеполитическим инструментом, следующее: когда администрация Обамы решила далее развивать ТТП (на основе планов, составленных в последние месяцы работы администрации Буша), название этого соглашения изменили. Первоначально говорилось о Транстихоокеанском стратегическом экономическом партнерстве, именно такое соглашение заключили в 2005 году Бруней, Новая Зеландия, Чили и Сингапур. Отбрасывание слова «стратегическое» показывает, что отношение администрации Обамы к этим переговорам ни в коей мере не опиралось на геополитические соображения, исходно предполагавшиеся самим характером соглашения.

Наглядно иллюстрирует отсутствие внешнеполитических идей в содержании ТТП валютная сфера, то есть обсуждение вопроса, должно ли это соглашение включать в себя положения относительно валютного регулирования. Пекин ясно дал понять, что рассматривает статус мировой резервной валюты для юаня в качестве важнейшей геоэкономической цели и значимого вклада в мировое проецирование могущества Китая в будущем[890]. Арвинд Субраманьян и Мартин Кесслер из Питерсоновского института международной экономики считают, что в Азии уже складывается «блок юаня», поскольку семь из десяти восточноазиатских валют ныне реагируют на курс юаня оперативнее, чем на курс доллара[891]. По внешнеполитическим основаниям США следовало бы добиваться внесения в ТТП пункта, который бы как минимум ограничивал укрепление глобальной роли юаня в качестве инструмента китайской финансовой и денежно-кредитной политики и проецирования государственной власти или в качестве способа ослабления американского стратегического господства в Азии. Более того, политик, желающий сдержать рост могущества Китая, мог бы пойти дальше – например, внести в ТТП пункт, почти наверняка неприемлемый для большинства экономистов, но фактически запрещающий статус мировой резервной валюты для любых денежных единиц, если те принадлежат авторитарным, нерыночным государствам[892].

Хотя этот вопрос выходит за рамки данной книги, стоит отметить, что Соединенные Штаты имеют веские экономические причины включить валютное регулирование в условия ТТП. Поскольку Китай продолжает искусственно сдерживать стоимость своей валюты ради экспортных преимуществ, такое регулирование в рамках ТТП, категорически запрещающее подобное, безусловно помогло бы Америке оказать давление на Китай, чтобы тот сделал свою валюту более рыночной. То есть США, на геополитических и экономических основаниях одновременно, вроде бы заинтересованы во внесении в условия ТТП правил валютного регулирования. Действительно, эта идея получила поддержку обеих партий в кругах творцов политики США, и ее озвучивают такие международно признанные экономисты и политики, как Фред Бергстен, Саймон Джонсон и Роберт Зеллик[893].

Сопротивление этой идее исходит, как правило, от министерств финансов, которые регулярно предостерегают от чрезмерной «политизации» денежно-кредитной сферы посредством внедрения «обсуждения монетарных проблем» наподобие стоимости валют в условия торговых соглашений[894]. Эти доводы предполагают, что вопрос пока не политизирован в значимой степени (шаткое предположение, учитывая, что Китай публично формулирует свои монетарные действия в геополитических терминах, не говоря уже о том, насколько валютные интервенции способствовали мировому финансовому дисбалансу в последние годы – и опосредованно спровоцировали трудности внутренней политики, особенно в сфере безработицы). Опасения по поводу того, что Соединенные Штаты рискуют излишне политизировать валюту вследствие внесения соответствующих пунктов в торговые соглашения, также не учитывают того обстоятельства, что действующее законодательство США уже рассматривает валюту как инструмент торговли. Причина, по которой министр финансов США обязан предоставлять полугодовые отчеты о случаях манипулирования валютой по всему миру, такова: конгресс установил это требование в рамках закона о торговле и конкуренции 1988 года[895]. Именно такого рода исторические искажения ведут к тому, что геоэкономика воспринимается как нечто «ненормальное» в современной американской политике.