— Не было смысла тратить время впустую.

Ему ненавистно было признаться себе, что он почти счёл это невозможным.

— Ты получила?

— Имя Сета очищено как от халатности по отношению к Высшему Ордену, так и от трусости, всё противоположное искоренено. Подписано Джарином.

— Как тебе удалось провернуть это, Фейнит?

Она улыбнулась.

— Ты же не думал, что я смогу, не так ли? — она шагнула к нему. — Но ты понятия не имеешь, скольким ты мне обязан, Калеб. Всё, что мне пришлось сделать ради этого клочка бумаги, — она провела рукой по его груди и указала на купол. — Что у тебя там?

— Как ты думаешь, что у меня там?

Её улыбка была медленной, широкой.

— Так, так. Должна признаться, я, правда, подумала, что это было немного рискованно поначалу. Я почти поверила, что она подействовала на тебя своим очарованием. Наверное, мне следовало быть умнее.

Он протянул руку за бумагой, но она отдёрнула её, насмешливо глядя на него своими серыми глазами.

— Я хочу её увидеть.

— И ты увидишь.

Он держал ладонь поднятой.

Она облизнула губы, а затем сократила расстояние между ними, и спрятала бумагу за спину. Её большие серые глаза были прикрыты, полные губы изогнулись в улыбке, когда она провела рукой по его шее.

— Скажи «пожалуйста».

— Перестань играть на публику, Фейнит, — сказал он. — Ты дразнишь её.

Фейнит взглянула на купол, затем снова на него.

— Ты думаешь, она наблюдает?

— Я в этом не сомневаюсь.

— Тогда поцелуй меня.

— Бумагу.

— Поцелуй.

Когда её холодные, безжизненные губы накрыли его губы с экспертной точностью, он ничего не почувствовал.

Она отстранилась, её губы приоткрылись, в глазах стоял голод.

— Тебе не нужно ревновать к Джарину. Просто так и должно быть. У нас так много времени, чтобы наверстать упущенное. И всё это может начаться сегодня вечером.

— Я бы придержал эту мысль, — сказал он, поворачиваясь к куполу. Он оглянулся на неё через плечо. — Возможно, ты сначала захочешь пойти со мной.

❄ ❄ ❄

Лейла открыла глаза и уставилась в ночное небо. Дождь прекратился, но следы предыдущего ливня всё ещё блестели на стекле, как в частном планетарии.

Она подняла руку к шее, которая всё ещё пульсировала и болела от укуса Калеба.

То, к чему она прикасалась, было плотью. Тёплая плоть под её холодными пальцами.

Она резко села… слишком резко. Прилив крови к голове вынудил её лечь, от опасения снова потерять сознание.

Она была жива. Она была жива и всё ещё находилась в куполе. Её подсознание распознало жизнь, и теперь остальная часть её существа тоже признавала.

Она поудобнее приподнялась на локтях и оглядела комнату. Калеба нигде не было видно. Никаких признаков чего-либо. Она перевернулась на бок и поморщилась. Сгибание запястья привлекло её внимание к боли. Она осторожно приняла сидячее положение и осмотрела рану.

Последнее, что она помнила, это как сжимала его руку.

Тошнота скрутила низ её живота.

Она ошиблась о влюбленности в него. Он укусил, и они подошли к Краю. Они подошли к Краю, и только она смогла вернуться. Но у неё наверняка остались бы воспоминания об этом. Наверняка было бы что-нибудь.

Она приподнялась на колени, потратив мгновение на то, чтобы восстановить равновесие.

Ей нужно было знать, где он. Ей нужно было увидеть его.

Чёрт возьми, ей нужно было знать, что с ним всё в порядке.

Она выглянула из купола, и её внимание привлекло движение на дальней стороне крыши. Три фигуры.

Калеб. Она мгновенно сосредоточилась на нём, все остальные отошли на второй план. Он был там. Живой.

Живой и с Фейнит.

Она перевела дыхание, её сердце бешено колотилось.

Он принял ровно столько, чтобы она потеряла сознание. Она вызвала у него подозрения. Он не доверял ей. Он заподозрил, что она что-то замышляет. И он позвонил Фейнит.

Она присела. Он собрал аудиторию. Он ещё даже не начинал. Это всё ещё может произойти.

Калеб направился обратно к куполу, его характерные лёгкие шаги нервировали её. Фейнит следовала позади, её телохранитель — за ней.

Но Фейнит увидит раны на её шее. Фейнит узнает, что Калеб питался от неё. Она узнает кто он такой. Если только он не солгал о знании Фейнит. Если только её подозрения не были верны.

Её сердце забилось сильнее.

Калеб хотел, чтобы она знала. И почему бы ему этого не хотеть? Почему бы ему не захотеть, чтобы жаждущая власти любовь всей его жизни знала, сколько власти будет у него в мизинце?

И когда, если Лейла убьёт его, Фейнит будет стоять рядом и наблюдать. Фейнит впоследствии убьёт её в отместку.

Открылась дверь и сжалась на кровати. Она замерла, когда Калеб вошёл внутрь и быстро окинул её взглядом. Даже мимолетный зрительный контакт заставил её пульс участиться.

Фейнит последовала за ним внутрь, телохранитель остался снаружи.

Её большие серые глаза расширились, когда она сердито посмотрела на Лейлу свысока. Она сделала несколько шагов ближе, пока не оказалась на верхней ступеньке, нависая над ней. Она прищурилась, увидев раны на шее Лейлы, затем резко повернула голову в сторону Калеба.

— Что это?

— На что это похоже?

— Ты её кому-то скармливал? — она повернулась к нему лицом. — Я же говорила тебе, что её нужно сохранить. Не использовать для твоих личных наказаний. Каждая капля её крови…

— Я её никому не скармливал. Я сам кормился.

Фейнит уставилась на него.

— Ты? Это невозможно, — сказал Фейнит. Она посмотрела на Лейлу, потом снова на Калеба. — Ты не можешь.

— Могу, если она больше не серрин.

Он знал. Её пульс участился. Откуда, чёрт возьми, он узнал? Должно быть, он почувствовал это именно так, как она и предполагала. Тогда во что же он играл?

Глаза Фейнит расширились, затем сузились.

— Это что, какая-то шутка, да? Какая-то игра?

— Боюсь, что нет. Не в этот раз. Она потеряла свой дар. Просто и незатейливо. То, что мы сейчас имеем здесь, это просто обычная маленькая ведьма.

Глаза Фейнит вспыхнули.

— Не будь таким смехотворным! Она не может его потерять.

— Очевидно, что может, — он скрестил руки на груди. — Но это всё моё роковое обаяние.

— О чём ты говоришь?

— Ты тоже не знала? Похоже, она совершила величайшее предательство серрин, пришла и влюбилась в меня, — он пожал плечами. — Очевидно, это может случиться.

У Лейлы кровь застыла в жилах.

Фейнит нахмурилась.

— Но это же нелепо! Она рождена ненавидеть наш вид точно так же, как мы инстинктивно презираем её. Серрин не может испытывать таких чувств ни к