могла позволить себе думать. В кои-то веки она не могла перестать думать о том, что делает.

И она этого не хотела.

Ей нужно было сосредоточиться только на том, что это её последний раз с ним.

Она снова сократила расстояние, и скользнула рукой вверх по его руке к плечу.

Калеб взял её руки в свои, переплёл их пальцы и поднял их по обе стороны от её плеч.

Она вздрогнула, когда он слегка отвёл их назад, достаточно, чтобы у неё перехватило дыхание, но не настолько, чтобы причинить ей серьёзную боль.

— Ты играешь в опасную игру, — сказал он ей в губы. — Нехарактерно опасную для тебя. Почему ты вообще думаешь о том, чтобы отдаться мне прямо сейчас?

— Я не хочу думать о том, почему, — сказала она. — Я вообще не хочу думать. И ты боишься сделать то же самое, не так ли? Ты боишься потерять бдительность. Вот настоящая причина, по которой ты спешишь… ты боишься, что передумаешь. Вот почему ты ушёл в душе. Ты боишься быть самим собой со мной. Но я здесь и я не боюсь быть собой рядом с тобой. Это мне не чуждо. Я просто больше не боюсь. Я прожила большую часть своей жизни в страхе перед такими, как ты. Я не собираюсь так проживать свои последние минуты.

Он немного отодвинул её руки, достаточно, чтобы у неё снова перехватило дыхание, когда он задумчиво, опасно глубоко заглянул ей в глаза.

Дождь барабанил по крыше, заливая стекла.

— Неужели это так невероятно, что я хочу быть с тобой, Калеб? Неужели ты такого невысокого мнения о себе?

— Может быть, это потому, что я больше думаю о тебе.

— Слишком много для этого? — спросила она.

Он смотрел на неё так долго, что она была уверена, что он собирается отстраниться. Вместо этого он наклонился и поцеловал её, надавливая ровно настолько, чтобы раздвинуть её губы и вызвать прилив жара к её животу.

И она поцеловала его в ответ. Не только потому, что должна была, но и потому, что хотела этого. Даже тот последний поцелуй, каким бы обманчивым он ни был, был лучше той холодности, которая возникла между ними. Она нуждалась в его близости. Она нуждалась в утешении. Ей нужно было отвлечься.

И когда он отпустил её руки, она не боролась с инстинктом провести руками по его плечам, затылку, по волосам. И она чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы не запаниковать, когда он руками скользнул к её попе, побуждая её крепче прижаться к нему. Голод вспыхнул в его поцелуе, и он поднял её. Она обхватила его бёдрами, он развернулся и понёс её на кровать.

Он нежно откинул волосы с её плеча, обнажая шею. Прохлада его пальцев, медлительность его прикосновения заставили её вздрогнуть. Она посмотрела ему в глаза, в которых, она могла бы поклясться, почти промелькнула печаль.

Но, как он и сказал, то, что он чувствовал, не имело значения.

Не имело значения, что чувствовал кто-то из них.

Он нежно поцеловал её, разбивая её сердце ещё сильнее. От чувственности его поцелуя у неё побежали мурашки по коже.

Она знала, что не может отступить, даже когда он провёл большим пальцем по её дрожащим губам, прежде чем снова нежно поцеловал её, задержавшись. Обхватив ладонями её затылок, он углубил поцелуй, зная, что оба их поцелуя были худшим предательством из всех.

И когда он опустил её на кровать, она обвила его ногами — своего идеального вампира, который разжигал чувства, неподвластные логике. Но её чувства к Калебу никогда не были основаны на логике.

Она скользнула руками к его ягодицам и прижалась лоном к его паху, соблазняя его ещё больше.

У неё снова гудело в голове, как тогда, когда она впервые приехала в Блэкторн, когда с самого начала почувствовала свою обречённость, просто появившись тут.

Инстинкт самосохранения кричал ей остановиться, рассказать ему о своих чувствах в последней отчаянной попытке спасти их обоих. Довериться ему настолько, чтобы он был в долгу перед ней за спасение своей жизни, а также жизни своего брата, и спас её сестёр в ответ.

Или прозвенит похоронный звон по ним обоим. Для человечества.

Она просунула руки между ними и расстегнула его рубашку, а затем стянула её вниз по его гладким, твёрдым плечам.

Он сорвал оставшуюся часть за неё, на мгновение встретив её взгляд.

Его губы снова встретились с её губами, покалывание пробежало по её позвоночнику и кончикам пальцев, когда она крепче сжала его волосы на шее — шелковистые на ощупь, точно такие же, как его прохладная, безупречная кожа. Она провела руками вниз, достигнув поясницы и чувствуя, как его мышцы подрагивают под её ладонями, пока он целовал её шею, её декольте.

Голод в его поцелуях усилился, и он начал прижиматься к ней, создавая естественный ритм, который стал таким закономерным между ними.

Скользнув руками по его бёдрам, вдоль пояса брюк, она расстегнула пуговицу, затем молнию.

Он не протестовал, снова целуя её в шею до уха, взяв мочку в рот, нежно посасывая, продолжая прижиматься к ней.

Она спустила с него трусы, выпуская его и ощущая его твердость в своей руке, а он схватил её за шею и прильнул губами к её губам.

И в этот момент она ничего так не хотела, как снова почувствовать его внутри себя. Больше всего на свете она хотела быть так близко к нему. Если этому суждено было закончиться, она хотела, чтобы это закончилось вместе с ним. И ей нужно было показать ему, что она чувствует, даже если она не могла сказать ему об этом.

Она направила его эрекцию к своему лону, приподнявшись ему навстречу. Крепче обхватив его бедра, скользнула бедрами выше и обхватила ими его торс.

И она прильнула губами к его губам, целуя его глубже, честнее, чем когда-либо осмеливалась. И она сохранит этот поцелуй. Он вошёл в неё, и она обхватила его шею руками.

А потом он отстранился.

Он поднял голову, пристально посмотрел ей в глаза, на мгновение заставив её замереть, а затем, сверкнув резцами, глубоко и сильно укусил её в шею.

❄ ❄ ❄

Джейк ворвался в пентхаус, разъяренный тем, что телефон Калеба был выключен. Но балконные двери были открыты, а это означало, что его брат определённо был где-то поблизости.

— Калеб!

Он точно знал, что делает Лейла. Калеб будет испивать всего-навсего обычную ведьму… ведьму, чья душа недостаточно сильна, чтобы Калеб мог поглотить