этого человека и от себя самой, потому что я понимаю, что он может быть прав, чёрт возьми. С моей матерью, в конце концов, случилось то же самое. Поматросили и бросили. Она верила своему принцу, а он списал её в утиль при первом же неудобном случае. Сколько таких историй в мире, когда наивная, окрылённая любовью, фиалка поверила на слово и потеряла всю себя?

— Вероника, — берёт он в руки пухлый конверт, который всё это время лежал подле него, — здесь очень крупная сумма. И она будет твоя, если и ты будешь настолько дальновидна, чтобы верно оценить свои возможности. Благодаря этим деньгам, ты сможешь купить себе квартиру, автомобиль и безбедно жить пару лет, не думая о работе.

— Вот как? — улыбнулась я, но Басов-старший, очевидно, неверно растолковал мою реакцию.

— Я просто хочу сэкономить твоё время. А оно, как известно, бесценно.

— Вы так добры, — цежу я, не скрывая иронии, но этому наглому старику всё нипочём. Он за секунду меняется в лице и теперь больше напоминает кровожадного хищника, чем милого дедулю, ком был всего пару секунд назад.

— Бери его.

— Нет, — отшатываюсь я, — я люблю Ярослава.

— Любишь? Тогда не путайся у него под ногами, девочка. Дай ему возможность стать человеком, а не потонуть с тобой.

— Нет, — снова затрясла я отрицательно головой.

— Бери, Вероника, — наклоняется старик ко мне максимально близко и фактически шипит прямо в лицо, — иначе я воспользуюсь другими методами, чтобы вас развести. И будь уверена, они тебе не понравятся, детка. А уж что я сделаю с тобой, если о нашем договоре узнаёт мой внук, м-м-м…

— Вы мне угрожаете? — голос глохнет и срывается в панику.

— Какая же ты умничка, схватываешь на ходу, — кидает конверт рядом со мной, а затем снова усаживается поудобнее и улыбается, словно добрый Дедушка Мороз, — а теперь проваливай отсюда. И чтобы я тебя больше не видел и не слышал.

В это самое время дверь с моей стороны открывается, и я собираюсь позорно сбежать, но амбал не даёт мне этого сделать. Он угрожающе мне цыкает и кивает на злополучный конверт. Я тут же беру его в руки, боясь физической расправы, и обещаю себе, что обязательно выброшу его в первый же попавшийся по пути мусорный бак.

Я так и остаюсь стоять с пачкой денег в руках, когда представительский автомобиль всё-таки плавно трогается и неторопливо уезжает со двора.

Обтекаю.

Ноги не двигаются.

Горло забил ком размером с целую вселенную. Хочется рыдать в голос от страха, что у этого страшного человека всё получится и бежать быстрее к Ярославу, чтобы нажаловаться ему, а потом попросить растереть в порошок всех наших обидчиков. Несколько минут плаваю в киселе из собственных страхов, а потом всё-таки решаюсь на кардинальные меры. Достаю телефон и уже почти нажимаю на дозвон Ярославу, как тут же вздрагиваю, услышав своё имя.

— Ника.

— Раф, — сглатываю и тут же поспешно прячу пакет с деньгами за спину. — Давно ты тут?

— Только подъехал, — прищурившись, полирует он меня пристальным взглядом, а затем указывает на свою тачку, — прыгай.

— Ок, — киваю я, на ходу воровато засовывая конверт за пояс юбки, а затем сажусь в прогретый, пахнущий табаком и специями, салон.

Аммо почти сразу же трогается с места и отъезжает на пару кварталов, а затем паркуется в кармане между двумя фургончиками.

— Кто это был? — разворачивается вполоборота и медленно сканирует меня с ног до головы.

— Где?

— Я видел, как от тебя отъезжал чёрный Майбах, — пожимает плечами Аммо.

— Ах, это… это был… э-м-м, мамин знакомый, кое-что попросил передать ей, так что…, — пытаюсь сочинить я на ходу удобоваримую ложь и слежу за реакциями парня.

— Ну ясно всё с тобой, Истомина, — как-то неприятно ухмыляется Рафаэль и моя кожа вся покрывается колючими мурашками.

А я не знаю, что говорить ещё! У меня от стресса и страха все мозги перекрутились в гоголь-моголь.

— Ладно, Ника, посмотри на меня, — осторожно дотрагивается до моей ледяной ладони Аммо и проникновенно заглядывает мне глаза.

— Рафаэль, пожалуйста, не томи, — мои внутренности словно перемалываются в блендере, а грудь стягивает раскалённая добела колючая проволока.

Ну, хватит уже!

— Тебе нужна правда, так?

— Да, нужна, — хаотично шарю я глазами везде, кроме лица парня, отмечая про себя чистоту салона, начищенную до педантичного блеска переднюю панель, смартфон, прикреплённый на специальный держатель и смотрящий экраном в мою сторону.

— А что ты с ней будешь делать, Вероника?

— Как это что? — онемевшими губами бормочу я свой вопрос и уже понимаю, что лечу кубарем с бесконечной лестницы, ведущей в ад.

— Сколько раз я тебе намекал на то, чтобы ты не верила в чудеса? В людей, которые нелюди? В сказку, которая на самом деле лишь самый страшный кошмар? Но ты только смотрела на мир широко закрытыми глазами и верила в то, что чудовища умеют любить. Так вот, хорошая моя, не умеют.

— О чём ты? — сглатываю я горечь, разлившуюся во рту серной кислотой.

— М-м-м, Вероничка, давай же, соображай, — Аммо подаётся ближе и ласково, как-то даже трепетно стирает с моей щеки слезинку подушечкой большого пальца, а затем нежно очерчивает костяшками овал лица, — у тебя получится, теперь я в этом полностью уверен.

— Он мне врал? — пропускаю его последние слова мимо ушей.

— Спроси лучше, кто тебе не врал, — улыбается Рафаэль и чуть оттягивает мою нижнюю губу, пока я в полнейшем ступоре таращусь на парня, не понимая, что именно он делает.

— И ты тоже?

— И я тоже.

— Зачем?

— Это было весело. Да и, честно говоря, хотелось растянуть игру. Не всё же Басову брать первые места по щелчку пальцев.

— Значит, — сглатываю я прогорклый ком, забивший горло, — всё было ложью?

— Ну не так, чтобы прямо всё, Вероничка. Думаю, что на жалость Басов всё-таки способен.

— Это он тебе так сказал?

— Ну не из космоса же я почерпнул эту информацию?

— Рафаэль, прошу тебя! — шепчу я растерянно и глухо. Меня всю колошматит от ужаса, в груди кровавое месиво — там всё разворочено его бессердечными откровениями.

Я задыхаюсь, чёрт возьми! Я хочу, чтобы он вывалил на меня уже всё! Я мечтаю, чтобы он заткнулся навсегда!

— Что именно ты просишь, Вероника? Утешения?

Губы Рафаэля скользят по моей щеке. Добираются до рта. Нижнюю губу осторожно прикусывает, проводя по ней языком, пока я в совершеннейшем ступоре таращусь на него во все глаза. И совсем не в состоянии пошевелиться от шока!

— Я могу дать его тебе, девочка. Тебе станет легче. И внутри не будет так