всём остальном обещал позаботиться Ярослав. Хотя я и не хотела напрягать его сверх меры.

Сразу после занятий форму побежала получать чуть ли не в припрыжку, да так зависла на своём облегчении, что совершенно не заметила матери, которая дожидалась моего появления сразу за дверью заведующего хозяйством гимназии.

— Истомина? — тихо позвала она меня, и я вздрогнула, мгновенно покрываясь коркой льда.

— Да? — ответила, но в глаза ей не посмотрела.

Не смогла. Потому что не хотела больше ничего там разглядывать. Может быть, знала, что там никогда ничего, не было и уже никогда не появится, как бы я не старалась. Как бы ни выворачивалась наизнанку.

— На два слова в мой кабинет.

— Занятия уже закончились, — сглотнула я нервно и пожалела о том, что попросила Ярослава ждать меня в машине.

— Два слова, Вероника, — повторила Храмова, и я всё-таки с опаской, но кивнула.

А дальше лишь стук каблуков по гулким школьным коридорам, два пролёта вверх до третьего этажа и до боли знакомая дверь, за которой мы сейчас останемся совсем одни. Я и мой враг, роднее которого у меня никого нет.

И было бы смешно, если бы не было так грустно.

Мы сели друг напротив друга. Мать за свой стол, я за первую парту, нервно складывая руки под столешницей в тугой замок. Глаза в глаза, и сердце за рёбрами отчётливо барахлит, сбиваясь с темпа. А затем и вовсе глохнет от страха перед тем, что я собираюсь поставить ей перед фактом.

— Вернись домой, Вера, — монотонным, безжизненным голосом неожиданно произносит мать, а я дёргаюсь от её слов, словно от удара хлыстом по оголённой коже.

— Зачем? — на выдохе уточняю я.

Нет, мне правда интересно.

— Ну что ты такое спрашиваешь? — поджимает мать губы и хмурится, будто бы на полном серьезе собирается вычленить сакральный смысл моего вопроса.

— Не стану врать тебе, мам, я сбежала не от хорошей жизни. Так зачем мне возвращаться туда, где меня насильно заставляют верить в то, во что верить не хочется. Пичкают едой до тошноты, потому что так надо вам, а не мне. Лупят ремнём за мнимые грехи. Считают вещью…

— Это не так.

— Хорошо, не буду с тобой спорить. Значит, мне просто показалось.

— Вера…

— Мне восемнадцать, мама. Я вольна принимать решения сама. В нашей стране нет крепостного права, а я не твоя собственность. И вот мой выбор — я не хочу жить с тобой. Не хочу и не буду.

— А где будешь?

— Там, где меня любят.

— Вот как…

— Да.

Замолкаем. Мать достаёт из кармашка собственного пиджака платок и промокает уголки глаз, а затем долго и остервенело дербанит несчастный клочок ткани в руках. Так же как когда-то и меня.

Слышу, как вибрирует в кармане телефон, и понимаю, что это Ярослав потерял меня. И решаю зафиналить неприятный разговор и окончательно поставить точку в этой низкосортной мыльной опере, затянувшейся на долгие восемнадцать лет моей жизни.

— Отпусти меня, пожалуйста, по-хорошему, мам. Это всё, что я у тебя прошу. Мы и так много враждовали. Может, хватит?

И внезапно происходит то, чего я и не ожидаю, ни увидеть, ни услышать. Моя чрезмерно строгая родительница согласно кивает и выдаёт на выдохе, будто бы наконец-то смиряется с неизбежным:

— Хорошо, Вера.

— Хорошо?

— Да, — устало трёт пальцами лоб и поднимает на меня свои пустые глаза, — когда приедешь за вещами?

Прикидываю в уме, что там у нас с планами на вечер и неопределённо качаю головой.

— Возможно, сегодня, но если не получится, то уже завтра, сразу после занятий.

— Вот ключи, — мать достаёт ту связку, что всегда принадлежала мне и протягивает её по столу в мою сторону.

Забираю и киваю.

— Спасибо.

— За что? — задирает она подбородок выше и шумно сглатывает.

— За то, что мы обошлись без неуместных драм, мама.

— Всё для тебя, доченька, — грустно хмыкает женщина, а затем отворачивается и начинает полировать неуместно заинтересованным взглядом цветущий декабрист на широком подоконнике.

Всё ясно. У меня тоже терпение держится на честном слове.

— Ну пока, — встаю я из-за стола и пожимаю плечами, не находясь, что сказать, но мать вдруг перебивает меня, стискивая руки в кулаки.

— С кем ты спелась?

— Это неважно, — после секундного колебания отвечаю я и понимаю, что если раскрою нас с Ярославом, то неминуемо снова попаду в котёл.

Нет уж, спасибо.

— Что ж, надеюсь, что ты не ошиблась, также как и я в своё время.

— Не ошиблась, мам, — улыбаюсь я и всё-таки покидаю кабинет, оставляя хмурое прошлое позади себя и шагаю в светлое будущее с высоко поднятой головой.

Глава 47.1

Вероника

Но стоит мне только выбежать на школьный двор, как я тут же потрясённо охаю, а затем со всех ног несусь туда, где Басов и Аммо агрессивно нападают друг на друга. Ещё чуть-чуть и чиркнет спичка, а там…

— Хэй, вы что творите? — кричу я уже на подлёте, когда Ярослав со всей силы бьёт Рафаэля в грудь и что-то зло шипит ему прямо в лицо.

— О, а вот и наша девочка пожаловала, — хлопает Аммо в ладоши.

— Заткнись!

— Да что с вами такое? — подхожу ближе и встаю между парнями, не давая им вновь наброситься друг на друга.

— Расскажешь ей? — ухмыляется Аммо и, улыбается, выжидательно полируя Басова исподлобья.

— О чём? — тут же перевожу я вопросительный взгляд на Ярослава.

— Ни о чём, Ника! — рубит мой парень, а затем хватает меня и заводит себе за спину.

— Но…

— Вы такие пупсики, — складывает на груди руки Рафаэль и дурашливо умиляется, — прямо Верослав и Яроничка.

— Иди в машину, — жёстко кивает в сторону своего авто Басов.

— Яр…

— Я сказал, иди! — почти рычит он на меня, и я недоумённо перевожу взгляд с одного парня на другого, но ослушаться не осмеливаюсь, а затем всё-таки выхватываю, наполненные предупреждением слова Аммо.

— Если не расскажешь ты, то это сделаю я, Бас… А ты мои методы знаешь…

Несколько минут бездумно смотрю на то, как парни о чём-то нервно говорят за пределами моей слышимости. Басов злой как чёрт. Аммо же, напротив — бодр и вёсел.

Ловит мой взгляд через лобовое. Подмигивает.

— Вот тебе и курлык, — шепчу я.

А затем стремительно падаю в выгребную яму из бесконечных вопросов и сомнений. Неужели до сих пор между нами с Ярославом есть какие-то секреты? Страшные? Непростительные? Покрытые пеплом из прошлых обид и недопониманий?

«Так, стоп!», — мысленно ору я себе, когда дверь со стороны водителя наконец-то открывается и Ярослав