и он, Мулло Хокирох, будет отныне денно и нощно молиться, чтобы секретарь райкома поскорее провалился в одну из них. Он будет сталкивать его туда с помощью дурака и пьянчужки Бурихона, жулика и хапуги Хайдара, самонадеянного глупца и грубияна Абдусаттора. Пусть они ведут себя так, как ведут, пусть нагромождают ошибки на ошибки, преступления на преступления — из-за них несдобровать и Аминджону, спросят с него, ведь он должен отвечать за кадры. Начало уже положено — горит Бурихон, а для Абдусаттора не пройдет бесследно смерть кузнеца: надо раздуть слушок, что этот нарушитель законов выдвинулся при Аминджоне… так что берегись, Аминджон, дай срок, то ли еще будет! Продлил бы господь жизнь Мулло Хокироху, остальное пустяк. Он все предусматривает, он знает, как использовать повороты небес и добиваться задуманного. Марджона в степи тоже исполняет его волю…

Да, Марджона была способной и достойной последовательницей Мулло Хокироха.

На десятый день врач разрешил Дадоджону ходить, но в меру, не утомляясь. В воздухе уже пахло весной, снег сошел, солнце пригревало, и Дадоджон чуть ли не по полдня проводил на воздухе. Дядюшка Чорибой хвалил доктора, но при этом говорил:

— Доктор поставил тебя на ноги, а вылечит, воздух.

У становища было необычайно людно и шумно: со всех сторон пригнали сюда овец. Ветеринары осматривали их перед началом массового окота. А врач устроил в одной из комнат медпункт, выстукивал и выслушивал чабанов и членов их семей, заводил на них медицинские карточки. Марджона работала с ним, но через каждые три часа прибегала к Дадоджону и поила лекарствами. За минувшие дни она стала своим человеком в семье дядюшки Чорибоя: помогала в свободное время тетушке Рухсоре и ее невесткам по хозяйству, учила невесток наряжаться, играла с детишками…

— До чего же хороша у меня подружка! — восторгалась Зарина, жена Камчина. — Умная, красивая, работящая! Все у нее спорится в руках!..

Тетушка Рухсора считала, что всякая беда излечима радостью, — женитьба поможет Дадоджону забыть горе, а лучшей жены, чем Марджона, и искать не надо.

— Не надо упускать такую девушку, сынок, — сказала тетушка Дадоджону. — Она будет тебе и женой, и сестрой, и матерью.

— Зачем ждать? — говорил Камчин. — Быстрее готовьте свадьбу. Я сам притащу козла, устроим козлодрание, повеселимся!

Позже всех высказался дядюшка Чорибой.

— Не надо жить бобылем, хватит, — сказал он, — нам, мужчинам, без жены нет пути. Все, что было, прошло, ничего не вернуть. Если послушаешься моего совета, то бери эту девушку. Твоя тетушка Рухсора права: от добра добра не ищут.

Дядюшка Чорибой сказал это после того, как Марджона спасла от несчастья его внучку, двухлетнюю дочку Шамси.

…День выдался почти по-летнему жаркий, и детишки играли на солнцепеке, близ того места, где работали ветеринары и зоотехник. Дадоджон и Марджона тоже были рядом с врачами, помогали. Никто не заметил, как из загона вырвался огромный баран-производитель и, опьяненный воздухом, горячий и норовистый, победно заблеял. Красное платьице, в котором была дочурка Шамси, возбудило его сильнее, и, выставив крутые рога, он помчался на девочку. Это увидела Марджона. Не раздумывая, рванулась она наперерез барану, схватила его мертвой хваткой за рога, упала, но не выпустила. Баран протащил ее несколько метров по земле, и тут подоспел Камчин, свалил барана, а все остальные, сбежавшись, занялись Марджоной.

Она стояла бледная и смущенная. К счастью, отделалась испугом и почти не пострадала, только поцарапала руки и ноги да порвала платье и чулки. Дадоджон хотел поднять Марджону на руки, однако она не позволила и доковыляла до дома, поддерживаемая с одной стороны Зариной, с другой Фазлиддином. Врач смазал ссадины йодом, напоил валерьянкой и велел отдыхать. Успокоившись, Марджона вытянулась на спине, положила руки под голову и, глядя в потолок, улыбнулась: хорошо, что это случилось. Это подогреет Дадоджона, сильнее привяжет его к ней.

Пришел дядюшка Чорибой, поблагодарил ее и, называя дочкой, пожелал многих лет радостей и счастья. Дадоджон стоял рядом с ним, все слышал. Он смотрел на Марджону теплым, добрым, восхищенным взором. Они обменялись улыбками, которые часто многозначительнее слов.

После разговора с дядюшкой Чорибоем Дадоджон призадумался. Да, прошлого действительно не вернуть, рано или поздно придется жениться, а раз так, то, может быть, и вправду взять Марджону? Она оказалась много лучше, чем он думал. Умная, заботливая, по-своему красивая… Да, она нравится ему, он стал относиться к ней теплее, сердечнее. Да иначе и невозможно — это было бы черной неблагодарностью. Если уж жениться, то, наверное, только на ней. От добра добра не ищут. Она всем нравится — и родным в кишлаке, и друзьям, обретенным здесь. Но не надо спешить. «Побуду здесь март, потом съезжу в кишлак, там и посмотрю, как быть дальше», — решил Дадоджон.

Двадцать третьего февраля Марджона подбила все становище отметить праздник Советской Армии. Женщины захлопотали с утра у очага, и около полудня все собрались в большой комнате, где была расстелена скатерть с обильным угощением. Чего только на ней не было — золотисто-розовые теплые масляные лепешки и жареное мясо, горячее и холодное, и чакка — густое откидное кислое молоко, и жирная брынза, и сладости… С позволения дядюшки Чорибоя врачи разбавили водой спирт, и мужчины, кроме Камчина, выпили по рюмке за славных советских воинов и отдельно за участников войны Дадоджона, Фазлиддина и Шамси. Все развеселились. Дядюшка Чорибой заиграл на дутаре, Шамси на дойре, потом спели несколько песен и стали танцевать. Дадоджон танцевал с Марджоной. Растроганная тетушка Рухсора шепнула мужу:

— Хорошая пара, — и дядюшка Чорибой согласно кивнул головой.

Подали плов, после него началось чаепитие. Однако тут раздался резкий автомобильный сигнал. Вскоре в комнату вошел Туйчи. Его встретили восторженными возгласами, усадили за стол. Он залпом выпил пиалку чая, проглотил кусочек лепешки.

— Плову Туйчи! — сказал дядюшка Чорибой.

— Нет, не надо, мне нужно немедленно возвращаться, — сказал Туйчи и повернулся к Дадоджону: — Меня послала тетушка Нодира, чтобы быстро привез вас.

— Что случилось? — спросил дядюшка Чорибой вместо Дадоджона.

— Ака Мулло сильно болен. Уже в горячке.

— Надо ехать! — неожиданно для себя вскочил Дадоджон с места.

— Да, надо, председательша зря не пошлет, — сказал дядюшка Чорибой. — Собирайся, сынок.

Дадоджон направился в комнату Камчина, где лежали некоторые его вещи. Следом за ним туда прибежала Марджона.

— Особенно не расстраивайтесь, акаджон, — сказала она с улыбкой, мерцая глазами. — Вот увидите, с нашим ака Мулло все обойдется, он живуч как ворон, проживет еще двести лет.

Дадоджон вскинул голову и взглянул на девушку.

— Как ворон живуч? — переспросил он. В его голове шевельнулось какое-то воспоминание. Он подумал,