16

В начале июля 1941-го в Ленинграде произошло еще одно событие, имеющее отношение к Вельску. По приговору Военной коллегии Верховного Суда был расстрелян уроженец Вельска, выдающийся советский генетик, заведовавший в Ленинградском университете кафедрой генетики растений, которую он сам же и организовал, Георгий Дмитриевич Карпеченко. Его арестовали еще в феврале 1941-го и обвинили в шпионско-диверсионной деятельности и в открытой борьбе под руководством Вавилова против «передовых методов научно-исследовательской работы и ценнейших достижений академика Лысенко по получению высоких урожаев». Реабилитировали Карпеченко посмертно в 1956-м. В Вельске о Карпеченко помнят. Его именем названа улица, открыт научно-образовательный центр «Дом Карпеченко», установлен памятник, и сам генетик посмертно внесен в списки почетных граждан Вельска.

Стоял я возле памятника Карпеченко во дворе его дома и думал, что представить себе памятник Сталину в Вельске трудно. Практически невозможно. Потом еще постоял, еще подумал и решил, что действительность может быть куда богаче моего воображения, и не стоит… Не стоит, и все.

17

Вот что писал в воспоминаниях о Вельске зимы 1942 года Константин Ярунцев, в то время курсант Ленинградского военно-ветеринарного училища: «Город Вельск. В начале 1942 года его еще почти не коснулась война, и жили там сытно и без затемнений. В городе размещалось управление Севдвинлага, то есть Северодвинского лагеря заключенных, и работники управления и служащие, получая паек или приходя в столовую за обедом, еще просили дать не очень жирное мясо, без подливы кашу и тому подобное. То есть перебирали заказы. Хлеб был и пшеничный, и ржаной, и очень белый, и всего сколько угодно. Для нас, видавших смерть от голода, истощенных, едавших жидкий черный хлеб и всякую сколько-нибудь съедобную дрянь, все это казалось сном, невиданным счастьем, и мы как нищие просили в столовых в первые дни поесть, ходили по домам и нас, правда, привечали, „разбирали“ по семьям для подкормки как блокадников. Но это побирушничество скоро запретили как явление, позорящее честь училища».

18

Интересно, что в Новгородской летописи Василий Степанович Едемский упомянут под именем Василия Шенкурского.

19

Были, конечно, и более прозаические события вроде волнений удельных крестьян в 1812 году. Мужики Тарнянской волости отказались платить подати. Власти послали к мужикам помощника управляющего Архангельской удельной конторой надворного советника Мадинова и с ним разных чинов для строгого разговора с отказниками. Шенкурский исправник докладывал начальству, что еще ночью у избы, где остановилось начальство, «около ста человек, не приходя в избу, обстояли кругом двора, учинили крик и непорядочные ругательства». Это в одной деревне, а в другой дело дошло до того, что командировочные из Архангельска со страху заперлись в избе десятского, но толпа «окончины кольем выбили и разнесли двери, зашед в избу всех жестоко избили». Всего же отказалось платить подати десять деревень Шенкурского уезда. Уездные власти писали архангельскому военному губернатору, что удельные крестьяне не платят податей «единственно из упорства и последования ложным внушениям развратного поведения их собратии». Бунт все же подавили, прислав роту солдат.

20

Форшмейстер – лесничий.

21

Между прочим, жалованье городничего и уездного судьи в те времена составляло триста рублей в год. Так что Странден и Львов пожертвовали почти половину своего месячного заработка. Конечно, скажет читатель, помним мы прекрасно и Антона Антоновича Сквозника-Дмухановского, и Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина. Знаем мы, как жили они на жалованье… Не все, однако, городничие и судьи были такими. И вообще. Представьте себе хотя бы на мгновение руководителя районной администрации и районного судью, отдающих половину своих месячных заработков на нужды школы. Представили? То-то и оно… Секретаря райсуда и бухгалтера можете не представлять.

22

Флаг этот с надписью «Свобода. Равенство. Братство» чудом сохранился и висит теперь в краеведческом музее рядом с иконой преподобного Варлаама Важского (в миру Василия Степановича Едемского), фотокопией рядной записи о покупке Шенкурского погоста новгородским боярином Василием Матвеевичем Едемским у старосты Азики с братией и фотокопией фотографии, на которой Яков Иванович Едемский, далекий потомок новгородского боярина Василия Матвеевича Едемского, сидит под лозунгом эсеров. Не то чтобы все смешалось в доме Едемских, но…

23

Белогвардейский журнал «Важская область» писал в 1918 году: «…Председатель УИКа Иванов не был похож на председателя в обычном понимании о таковом, а представлял нечто похожее на самодержца, разрешавшего высказывать лишь то, что желательно его воззрениям…» Георгий Иванов был из тех Ивановых, о которых Саша Черный писал: «…А вокруг от Ивановых содрогается земля». От Георгия Иванова она содрогалась недолго – в 1919 году он умер от тифа в Архангельской тюрьме. В нынешнем Шенкурске есть улица Георгия Иванова. И улица Никандра Пластинина есть. И обе они впадают в улицу Ленина. А куда им, спрашивается, еще впадать… Есть еще улица Хаджи Мурата. Не толстовского, а Хаджи Мурата Дзарахохова. Он командовал эскадроном красных кавалеристов и воевал на Вельско-Шенкурском направлении. В 1936-м написал книгу воспоминаний «Жизнь Мурата Дзарахохова, рассказанная им самим». В ней он не писал, что его эскадрон за собой таскал целый обоз из сотни подвод с награбленным имуществом. Не писал и про то, как после сдачи белыми Архангельска его отряд использовался Архгубчека в качестве расстрельной команды.

24

Если бы события 1918 года собрать и рассыпать в прошлое Шенкурска и уезда, то наверняка хватило бы если не до покупки Едемским Шенкурского погоста у старосты Азики с братией, то уж точно до постройки крепости при Михаиле Федоровиче. Впрочем, такой бурной истории никакому городу не пожелаешь.

25

Командира Шенкурского добровольческого батальона штабс-капитана Воробьева расстреляют в декабре 1920-го. Прапорщика Ракитина красным выдаст крестьянка деревни Монастырской Шахановской области Шенкурского уезда. Его заставят отречься от белого движения и напечатают это отречение в газете «На борьбу», а затем расстреляют в мае 1920 года в Архангельске. Никандр Пластинин доживет до 1937 года и умрет в тюрьме Нижне-Удинска. Иван Боговой, председатель шенкурского УИКа с 1918 по 1920 год, будет расстрелян в 1937-м. Шенкурский уездный военком Василий Боговой, впоследствии кавалер двух орденов Красного Знамени, будет расстрелян в 1937-м. Комиссара Попова расстреляют в 1937-м. Только Ревекка Пластинина умрет своей смертью в 1950 году.