Ваня вежливо улыбнулся.

— Итак, молодой человек по имени Шушурун, прославившийся искусством продавать бармаглотов, что скажете? Неужели Вы собрались сбыть мне то, что Вам не принадлежит? Одумайтесь! Ведь Вы не можете больше распоряжаться своей дружбой, отныне она — собственность господина Ришбержье… Или у Вас был коварный расчёт столкнуть нас лбами, чтобы мы стали спорить меж собой, как католик с гугенотом, а Вы рассчитывали жить припеваючи, дожидаясь решения суда, — и не служили бы ни Кохану, ни Ариэлю?

— Я… просто хотел продать Вам этот перстень, — пробормотал Ваня, поднимая руку с растопыренными пальцами и как бы в растерянности делая несколько неуверенных шагов в сторону подоконника…

— Отойдите от цветов, — быстро сказал профессор.

— А? Что? — растерялся мальчик.

— Не следует подходить к цветам. Вы можете повредить их, они очень хрупкие, — ледяным голосом произнёс профессор Кош.

Под прицелом опухших, вдавленных прорезей, темневших на жёлтом лице, Царицыну сделалось не по себе. Показалось, что, если случайно сделать еще полшага в сторону окна, вот этим самым взглядом Кохан Кош превратит его в кучку пепла.

— Я, знаете ли, господин профессор, тоже люблю бансаи, — пролепетал Царицын, отступая подальше от подоконника. — Не хотите продать парочку?

— Что Вы любите? — немного оживился Кохан Кош.

— Бансаи, — сказал Царицын. — На родине, в Сибири, я их коллекционирую с детства. У Вас очень хорошие образцы бансаев, не уступите две-три штуки за хорошую цену?

— Договоримся, — кивнул Кох. — Только я не пойму никак, что Вас интересует. Какие ещё банзай?

«Странно, — хмыкнул Ваня. — Бансаи коллекционирует, а как они называются — не знает».

— Ну как же… вот эти карликовые деревья, — пояснил Ваня. — Они называются бансаи. Продайте вон ту берёзку, а? Тысячу фунтов хватит?

И он прищурился, ожидая реакции. Кохан немного дёрнул желтоватым ухом, потом глянул на подоконник и сказал:

— Берёзка это какая?

— Крайняя справа, — пояснил Ваня. — Мы, русские, очень любим берёзки. Любимое народное дерево.

— Крайнюю справа — бери, — немного расслабился профессор. — За две тысячи фунтов уступлю, так и быть. Деньги при вас?

— У меня золотой песок, — кивнул Ваня. — Учитель дал на карманные расходы. А кипарис продадите? Второй справа…

— Пять тысяч фунтов, — подмигнул профессор. — Отличный кипарис, лучший в Шотландии. Слышишь, мальчик, ты покажи-ка свой золотой песок.

— Ага, сейчас-сейчас, — зевнул Ваня. — А дубок вот этот сколько стоит!

Кощей почему-то не ответил. Царицын обернулся — и увидел, что профессор как-то весь подобрался, а на лице застыла улыбка с немного ощеренными зубами — ну точно собака над костью.

— Дуб не продаётся, — прошипел профессор Кош. — Отойди от окна, я сказал!

— Жаль, — вздохнул Ваня. И — быстро шагнув, схватил горшок с подоконника.

— Какой хороший дуб!

— Стоять! — Профессор Кош прыгнул через стол, будто алчная львица — страшно, гибко, и даже когти на лапах! От испуга бедный кадет разжал пальцы, и…

Горшочек с карликовым дубом полетел на пол.

Жёлтые лапы ударили воздух когтями — глина взорвалась облаком пыли да мокрой земли, и вывалилось из разбитого горшка…

Маленькое, хрустальное…

Тут уж Иванушка не сплоховал — дёрнул рукой и цапнул драгоценное яичко у самого пола.

— Лапы вверх! — рыкнул кадет, отпихиваясь ногами в немного корявое сальто — назад, через голову!

Кошка застыла, пронзённая ужасом смертельной утраты, — а мальчик Шушурун уж вывернулся из прыжка и фыркает, повыше задирая руку с зажатым хрустальным яичком:

— Разобью! Не двигайтесь! Попробуйте только вызвать охрану…

Что-то грохнуло об пол — это профессор Кош повалился на колени… потом ударился лицом в пыльный паркет — и медленно, размазывая по полу сопли, пополз к Ивану:

— Не-ет… оставьте его… что Вы хотите… всё отдам…

Царицын даже рот приоткрыл, поражённый страшным превращением. Что за сокровище такое? Ну, хрустальное. Ну, золотая сеточка сверху с двуглавыми орлами… Похоже, кстати, на Фаберже…

Неужто подлинное?

Ваня читал про уникальные ювелирные подарки в виде пасхальных яиц, которые фирма Фаберже изготавливала штучно по заказам русских царей незадолго до февральского бунта 1917-го года. Он знал, что каждое яйцо стоит миллионы, а некоторые — даже сотни миллионов. Так вот какие драгоценности коллекционировал профессор Кош!

Не знал Иванушка, что держит в кулаке знаменитейшее, ещё во времена Второй мировой войны «утерянное» яйцо фирмы Фаберже, работы русского мастера Перхина. Сияющий полый шар из тончайшего горного хрусталя, охваченный платиновой сеточкой и усыпанный сверху алмазными розочками. А внутри — из чистого золота Адмиралтейская игла, ну в точности настоящая!

Грустно стало Ване, что пасхальные яйца, задуманные как подарок на Светлый праздник, веселят теперь только богатеньких коллекционеров, маньяков, которые не видят в них ничего сверх фантастической рыночной стоимости, не понимают истинного предназначения этого маленького золотого чуда, которым играли дети царского рода великой страны.

— Пожалуйста… не сдавливайте в пальцах, — простонал Кош. — Вы даже не понимаете, что у Вас в руке… Оно стоит дороже, чем земной шар… Оно — единственное в истории! Там же, изнутри сферы… вырезан глобус звёздного неба, понимаете? Это же знаменитое хрустальное яйцо, перепроданное эрцгерцогу Фердинанду… из-за него началась Первая мировая война!

Ваня бережно переложил яичко в левую руку, а правой взял со стола листок бумаги, потом карандаш и, написав несколько слов, протянул профессору:

— Вот записка. Положите её в конверт, запечатайте личной печатью и вызовите секретаря. Когда она войдёт, Вы спокойно отдадите ей письмо и попросите спуститься вниз, к выходу. Там она найдёт темноволосую девочку в мокрой одежде с гербом Моргнетиля. Пусть отдаст письмо этой девочке, а затем проводит её сюда, в этот кабинет.

— Вы будете теперь приказывать мне? — не моргая, прошипел Кохан Кош.

— Ага, — сказал Ваня и… молодцевато перебросил хрустальное яйцо из одной руки в другую.

Профессора точно вилами бросило к стене — и обратно в кресло:

— Нет! Не делайте! Всё, что хотите… не уроните… зачем оно Вам, ну зачем? Отдайте…

— Отдам, — серьёзно сказал Ваня. — После того как Вы проводите меня на полигон «Курск». А сейчас, пожалуйста, позовите секретаря.

Девушка, явившаяся по зову колокольчика, с улыбкой приняла у профессора запечатанный конверт и уцокала каблучками прочь из кабинета. В ту же секунду загудела одна из линий на телефонном терминале профессора.