раз пяток и — перерыв. Ты только очухаешься. Опять. Долбанут и снова тихо. В себя придешь — опять. Замучают вот так-то. Нос высунуть боишься. Лежишь, будто дурак, и ждешь! А главное, не знаешь: не то перестал он, не то передышку дает. Бывало, как зарядит на целый день, так всю тебе душу вымотает.

— А по мне, — говорит Евдоха, — уж лучше бы поменьше, да не враз.

— Не испытал, потому и говоришь! Вот попробуешь, тогда припомнишь Волкова.

— А ты боялся сегодня?

— А чего ж мне не бояться? Больной был бы, так безусловно… Ты, браток, не верь, если услышишь, что не боится человек. Непременно хвастает. Потому — умирать никому не охота.

— Удивляюсь я, — говорит Евдоха, — ведь ты-то знал, на что идешь? От немцев испытал? А ведь пошел! Как же мне понять тебя, как не героя?

— Дура баба! А ты что ж? Домой теперь пойдешь?

— Как это домой?

— Да раз испытал?! Выходит, баста? Отвоевался?

— Я — другое дело! Я сам себе все знаю!

— Ну, и я другое дело! Сейчас, брат, по банку идет игра! В крупную играем! Тут о голове некогда думать!

— А боишься ведь?

— Мало что? Все люди должны бояться. А эти, думаешь, без боязни шли? Все боятся! Но, положим, на тебя медведь насел? Тут хоть бойся, не бойся, — а царапайся, отбивайся. На войне бояться не зазорно. Голову не надо терять, — вот вопрос. А голову потеряешь — пропал!

— Выходит, бежи?

— Бояться про себя надо. В душе! А лучше — не верить, что убьют тебя!

— Это верно, — соглашается Евдоха, — только заставишь-то как!

— Человеку всегда хочется в хорошее верить! Тут и заставлять не надо. Однако со временем не так страшно. Хоть и боишься, но ничего. Вспоминать только не надо, потому самый страх — не в бою приходит, а после.

Папоротник шуршит под ногами. Кругом шумят скрипучие сосны. Колючий шиповник заставляет коней шарахаться в сторону.

— Н-но, балуй, черт!

В лесу темнеет. Передние ряды останавливаются.

— Что встали?

— Эй, что там?

Вася скачет вперед.

— Опять чехи?

Раненые беспокойно смотрят на нас:

— Настигли?

— Настигли бы, так стреляли!

На всякий случай снимаем винтовки.

— Привал! — кричит скачущий обратно Вася. — Ночевать будем.

* * *

Ночь.

На лесной поляне пасутся кони. Павлов ковыряет штыком банку с консервами.

— От дьявол, крепкая какая!

Волков курит в рукав, равнодушно наблюдая за работой Павлова.

— Ты протыкай ее вкруговую, — советует Волков, — а так все одно не отодрать. Руки попортишь!

К нам подходит отец.

— Питаются! — кивает он головой в сторону коней. — А какая сила в таком корме?

— Ты бы овсом покормил своего!

— То-то, что овсом! А коня жалко! Чего он нащиплет?

— Ниче-его! Завтра подкормятся!

— Где ж ты завтра будешь?

— Да уж где-нибудь да будем! Не в лесу же отсиживаться?

— То-то, что не в лесу. А я тебе скажу: здешним лесам конца-краю нет. На тысячи верст — дерево. Когда еще выйдем?

— Завтра не выйдем — так не то что кони… самим нечего будет жрать!

— Консервами попитаемся!

— Попитаешься! Консервы, брат, того… Наповал! И двуколок не осталось. Такой, брат, суп сварганили чехи, что и ложек не надо.

По лесу бродят красногвардейцы. Треск сучьев наполняет лесную тишину до краев. С ворохами веток красногвардейцы возвращаются к поляне.

— Эх, и поспим! Все одно, что в гостях у тещи!

— Ну-ка, сторонись! Дай дорогу пуховикам.

— Мать честная! Простыни-то не захватили!

Красногвардейцы, шутя и смеясь, укладываются на мягких еловых лапах. Веселый голос в темноте говорит:

— Самое это разлюбезное дело на свежем воздухе спать. Мне это доктор завсегда, бывало, укоряет: вам бы, говорит, Иван Сергеич, на свежем воздухе спать, так все бы ваши нервы прошли!

— Ты что ж? Нервный, выходит?

— А как по-твоему: полагается рабочему нервы иметь? Я на этот счет ненадежный! К примеру, увижу борщ, так меня трясти начинает. Нервная слюна к зубам подступает.

— У нас Воронцов такой же!

— Ну, Воронцов, тот больше на баб нервный!

— Эй, Воронцов!

Сдержанный смех обрывает резкий окрик:

— Эй вы, жеребцы! Чего еще там?

Красногвардейцы начинают шептаться:

— А ведь баба согрела бы. Это уж как водится!

— Грели тебя чехи? Мало, что ли?

— Н-да, брат… Парили изрядно!

— Смотри ты: чех, чех, а храбрый, сволочь. Мить, ты спишь?

— Не…

— Чеха-то как мы с тобой? А?

— Ловкий, дьявол!

— Н-да!.. Я ведь в него раз пяток ткнул, а он, стерва, поведет штыком и — мимо.

— Теперь не поводит.

— Н-да… Теперь уж ему не поводить. Ну, однако, слабый народ. Чуть-чуть поцарапались и наутек.

— Так они же устамши. Пока до нас бежали, всю силу стратили. Это тоже надо понимать.

— Но много их больше было!

— Я ж говорю, устамши они. Хоть и больше, а устамши. И опять же не все штыки приняли. Которые сразу же повернули спину.

— О чем разговор нашли, — ворчит кочегар, — спали бы, мерины, да другим дали сон.

Разговоры стихают.

Глава XXV

Проснувшись, я с удивлением гляжу на звезды, просвечивающие сквозь темные ветви. Глухой, тревожный шум ночного леса нарастает в чаще, поднимается вверх и, овевая лицо холодом, уходит, шурша, в чащу. Земля, покрытая красногвардейцами, храпит, стонет, бредит. Неподалеку от меня кто-то шепчется. С биением сердца я прислушиваюсь.

— …глупости, Акулов! Глупости! Ты сам прекрасно понимаешь, как все это глупо!

Я с облегчением вздыхаю:

«Свои… Военрук!»

— Для ведения войны — нужна армия. Отряды — паллиатив. Ты сам теперь можешь убедиться, кто из нас прав.

— Шу-шу-шу-ш!

— Оставь, пожалуйста! Без штаба и без единого руководства, без правильного питания огнеприпасами, фуражом и прочим — воевать нельзя. Нужна армия, нужны опытные командиры, нужна военная организация. Иначе нельзя победить. Можно драться храбро, можно бить противника три раза в день и все-таки в конечном результате — нас побьют.

— Шу-шу-ш-ш-ш!

— И все-таки мы бежим. Мы не можем не бежать. У нас нет тыла, нет фронта, нет флангов — ни черта нет. Мы похожи на кота в мешке, который и рад бы запустить в кого-нибудь когти, но…

— Ты знаешь, что за эти два дня произошло? Может быть, мы уже в тылу у неприятеля? Да это и не может быть. В этом ни я, ни ты не уверены. Где наши отряды?

— А кто стрелял? Ты знаешь? Нельзя, Акулов, так… нельзя! Я знаю, ты ненавидишь старую армию, как ненавидит ее большинство красногвардейцев, но будь тогда логичным до конца. Брось винтовки и пулеметы и ступай в наступление с кочергой. Пулеметы же — это старое…

Я