— Я бы хотел представить тебе мою маму. — Джо показал жестом на стоявшую рядом женщину. — Мама, это Грейс. Грейс, это моя мама.

— Миссис Митчелл! — сказала я, протянув ей руку.

— Зовите меня Бетти. — Вместо того чтобы пожать мою руку, она обхватила ее двумя руками. — Я приехала со своим мальчиком, потому что хотела убедиться, что он не даст задний ход. У него столько наград — и Бронзовая звезда за отвагу, и медаль Военно-воздушных сил, и Пурпурное сердце, — с гордостью перечислила она. — Но он всегда был нерешительным в том, что касалось девушек.

— Мама! — Джо смотрел на свои ботинки.

Я ему сочувствовала, потому что никто не может так вогнать в стыд, как собственная мать. И, несмотря на мою твердую решимость защитить себя любой ценой, я почувствовала, как рушится вся моя оборона и сердце снова раскрывается ему навстречу.

— Ну что, ты готов, сынок? — спросила миссис Митчелл.

Когда он кивнул, она перевела взгляд на меня и сжала мою руку. Это послание не нужно было перекладывать в слова: «Не причиняй боли моему мальчику». Потом она обняла Джо.

— Увидимся в отеле, — сказала она.

После того как она ушла, мы какое-то время молча смотрели друг на друга, вчитываясь в лица. Он выглядел изнуренным. От боли? Или от месяцев, которые прожил инвалидом? У его глаз было другое выражение, как будто он видел слишком многое. Интересно, какие перемены он заметил во мне? Наконец я заговорила:

— Давай отойдем куда-нибудь, чтобы поговорить без посторонних. — Я кивнула в сторону стоявших неподалеку людей. На самом деле я больше переживала о том, что в любой момент из этих дверей может выйти Руби.

И мы с Джо пошли, очень медленно, потому что он сильно хромал. Он всегда казался мне неуязвимым, но теперь он больше напоминал привидение. Мне было больно видеть его в таком состоянии.

Мы нашли кафе, в котором кормили ужином, и сели в кабинку. Официантка принесла нам кофе. Он нервно двигал свою чашку взад и вперед по столу. Я же яростно пыталась сохранить самообладание: я ничего не могу для него сделать. Он бросил меня.

— Нет причин с этим тянуть, — начал он медленно, но решительно, совсем не так, как говорил раньше.

— Я тебя не тороплю, — ответила я.

Казалось, он и сам не хотел торопиться.

— Мне хорошо досталось, Грейс. — Джо с трудом подбирал слова. — Мой самолет попал под интенсивный обстрел. Мне прострелило правое легкое, а ногу раздробило шрапнелью. Я еле добрался до аэродрома. К тому времени, как меня вынули из кабины, я уже был без сознания и долго не приходил в себя. А когда пришел, у меня уже была гангрена.

Я затаила дыхание. Уголок его губ дернулся от моей реакции.

— Я сопротивлялся, сколько мог, но мне все же ампутировали ногу, — продолжал он. — Не передать, как я был зол… на себя, на весь мир. Именно тогда я в первый раз попросил тебя больше не писать мне.

Вся моя решимость куда-то исчезла, как и твердость характера.

— О, Джо, это ужасно… Почему ты мне ничего не сказал? Я бы помогла тебе.

— Сначала я не хотел, чтобы ты за меня беспокоилась, — признался он. — Но, разумеется, ты же Грейс, и ты продолжила писать. Но потом, когда все шло к тому, что я скоро умру, я просто не имел права причинять тебе боль. Я хотел, чтобы ты была свободна от воспоминаний обо мне…

— Это самая большая нелепость, которую я…

— А когда ногу ампутировали, — перебил он меня, — я не хотел возвращаться к тебе неполноценным.

Что именно он хотел этим сказать? И я выпалила первое, что пришло мне на ум:

— Речь ведь идет только о ноге, да?

Повисла длинная пауза. Потом он откинул голову и захохотал.

— А, ну тогда все в порядке. — Я склонила голову и подарила ему лучшую из своих улыбок. — В конце концов, мужское достоинство измеряется не ногами.

Он еще громче засмеялся над нелепостью моего комментария.

— Многим ребятам досталось больше, чем тебе. — Я подумала о Йори и о всех тех, кто не вернулся с войны.

— Но я был асом… — Джо колебался, пытаясь объяснить свою мысль. — Я думал, что, когда это все закончится, я брошу юридический и станут пилотом коммерческих авиалиний. Помнишь, сколько мы об этом говорили? Теперь я не смогу летать на коммерческих авиалиниях. — Он снова помолчал. — Там нужен полный комплект частей тела.

— Ну, значит, будешь летать только для своего удовольствия.

В ответ он криво улыбнулся. Ему не нужно было ничего мне объяснять. Что, если бы я больше не могла профессионально танцевать?

— В общем, меня довольно долго пытались стабилизировать, чтобы перевезти в Соединенные Штаты, — продолжил он. — Даже приехав домой, я не хотел тебя видеть. Я отчаянно жалел себя, и мне не давала покоя моя злость. Поэтому я и не писал. Я дал себе слово, что не подойду к тебе и близко в таком состоянии.

От него все еще веяло разочарованием, но я не чувствовала желчности или злости. Дни борьбы с собой были уже позади.

— Что изменилось?

— Время. Отец и мать. Я рассказал им о тебе. А они, особенно мама, не работали со мной. Буду с тобой честным, Грейс, я уже не тот, кем был раньше.

— Как и я.

Эти слова повисли между нами неожиданно тяжело.

За окном ночь таяла под лучами рассвета. Часы на стене показывали 6.34. Мне надо было поспать перед встречей с девочками на репетиции в два часа, а потом отработать три выступления вечером. Я по-прежнему не понимала, чего хочет Джо, но следовало проявить твердость, хотя бы ради моих друзей.

— Прости, Джо, но мне надо немного отдохнуть. Следующие два дня будут для меня непростыми и очень важными.

Он не задавал никаких вопросов. Может быть, ему было от этого больно. Но если он хотел что-то сказать или о чем-то спросить, он должен был действовать. Я не собиралась ему в этом помогать, учитывая все пережитое. Однако выражение его лица подтолкнуло меня спросить:

— Ты придешь сегодня в клуб? — Как только я услышала свои слова, то пожалела о сказанном. — Там будет Руби.

— Я знаю, — ответил он. — У меня было полно времени в госпитале, и еще больше в Уиннетке, и я успел прочитать все светские сплетни. Какая разница, где она? Я пришел, чтобы увидеться с тобой. — Он покачал головой. — То есть я хочу сказать, что пришел ради тебя. Мне плохо без тебя.