Джордж явно выдохнулся от этой борьбы, тяжело дышал, его шатало из стороны в строну. Я все еще вырывалась и крутилась, как могла. Не давала ему ни секунды передохнуть. Силы были на пределе, но тело двигалось будто самой собой, подгоняемое страхом быть обесчещенной.

Зафиксировав руки, Джордж наконец-то встал с меня, отодвинулся и полез рукой под юбкой. Лодыжку обожгло от его мерзкого прикосновения. Липкий страх пробежался по позвоночнику. Я снова дернулась, подобрала под себя ноги, не давая ему дотянутся до себя. Он резко двинулся на меня. Чуть не упал. Опять навис надо мной. Глаза его помутнели. Мой мучитель резко позеленел.

— Я сказал не дергай… — не договорил он.

Его начало рвать. Прямо на меня. Омерзительного запаха содержимое его желудка брызнуло мне на лицо. Он вдруг свалился на меня, придавив своим огромным телом. Моя шея вмиг вся вымокла, испачкавшись от его рвотных масс. Я почувствовала, как противная теплая жижа затекала под уцелевшую местами на спине ткань платья, вымазывая лопатки.

Чуть сама не вырвала в тот момент. До смерти испугалась. Кричала так, что до, наверное, сорвала голос. Не помню. Орала что-то несвязное прося о помощи, но ничего не выходило. Из моего горла вырывался просто набор звуков, никак не желающих соединятся в человеческие слова.

Я пыталась столкнуть Джорджа с себя, пока он окончательно не раздавил меня. Но, он, казалось, весил тысячу пудов, не меньше. Руки мои были крепко привязаны кровати. Одному Создателю ведомо откуда во мне нашлось столько сил, но я, каким-то чудом, смогла столкнуть с себя Джорджа, приложившись коленями и локтями. Последние оказались довольно подвижными и достаточно опущенными, не смотря на веревки, что сжимали кисти.

Он упал рядом со мной на спину. Весь позеленевший, кашляющий, Джордж был до того пьян и дезориентирован, что не мог самостоятельно перевернуться, продолжая рвать. Истошно кашляя, он лежал чуть ниже меня и, глядя мне в глаза, продолжал исходить рвотными массами, захлебываясь ими. Мне было так страшно, виски пульсировали, я вся взмокла, сердце колотилось, будто вот-вот сломает ребра. Я не знала, что человеку может быть настолько страшно! И такой же страх плескался в его глазах.

Я как завороженная смотрела в них, напуганная до смерти. Почему-то не получалось отвести взгляд. Я будто попала в ловушку, не в силах созерцать это и в то же время, не в силах отвести глаз. Джорджа трусило. Так сильно, будто тысячи и тысячи чертей вытряхивали из него душу. Крупной, судорожной дрожью. Он едва ли шевелил губами, из которых брызгала вонючая жидкость с малюсенькими кусочками не переваренной пищи. Джордж предпринял несколько жалких попыток перевернуться, но у него ничего не получилось. А я не в силах была помочь, прекратив тем самым и его, и мои муки.

Самое ужасное, что все это время, умирая, он смотрел мне в глаза. Этот полный ужаса взгляд, держал, как капкан. В его светлых глазах танцевали отблески от свечей. Я видела в очах Джорджа свое отражение. В момент, когда он умирал. И кричала. С надрывом, как дикий загнанный зверь, пытаясь позвать на помощь. Но язык мой от ужаса заплетался, а слова проглатывались в громких рыданиях.

Все закончилось внезапно. Он в последний раз прохрипел и затих. А я нет, я продолжала выть. Глаза нордорийца вмиг потеряли присущий всякому живому существу блеск. Потухли, потускнели. Но я по-прежнему видела в них свое отражение и танцующее пламя свечей.

Затем я заметила, как по простынь под нами становится мокрой. Как и штаны Джорджа. Вокруг его пояса растекалось желтое пятно. А потом в воздухе почуялась вонь других опорожнений. Я будто из спальни попала прямиком в уборную.

Это было самое ужасное, что я когда-либо ощущала своим носом. Запах фекалий, смешанный с рвотой и перегаром. А еще пот. И мой тоже. Хотя мне раньше думалось, что я никогда не воняла, вспотев. По крайней мере не так.

Не знаю, сколько я так просидела. Мои громкие крики сменились тихим плачем. Я будто сходила с ума. Или уже сошла. Если бы меня спросили, о чем я думала в тот момент, я бы сказала, что ни о чем. Да, в это сложно поверить, но оказывается, голова может быть свободна от мыслей. Совсем.

Временами сознание возвращалось ко мне. И я снова чувствовала страх и отвращение. Пыталась проснутся, но безуспешно. Зажмуривалась набирала в легкие побольше воздуха, но, поднимая веки, видела то же, что и раньше. Ненавистную мне спальню и бездыханное тело Джорджа, лежащее рядом. Оно между тем начало меняться. Бледное и обескровленное, оно стало покрываться трупными пятнами. Смерть ужасна. И по запахам тоже. Помимо едкого запаха мочи, фекалий и рвоты, добавился еще какой-то. Противный. Его ни с чем нельзя было сравнить. А еще пахло спиртом. Вернее, чем-то похожем на спирт, только в десятки раз ядренее. Эта гремучая смесь выедала глаза.

Еще и рвота, которой он успел забрызгать мое лицо. Подсохла, но продолжала вонять. И кожа на спине, вымазанная ею же, противно липла к спине, склеивая платья со мной. Ее высохшие пятна ощущались по всему телу. Руки, пережатые плетью, онемели.

Не меньшим испытанием оказались для меня глаза покойного. Безжизненные, подсохшие, они сузились, как у кота, продолжая смотреть на меня.

Я то падала в бездну оцепенения, то снова приходила в себя, вздрагивая от ужаса. Всю ночь. Всю эту проклятую бесконечную ночь. Ближе к утру свечи погасли. Сквозь задвинутые портьеры стал прорываться солнечный свет. Как лучик надежды, что тьма наконец-то закончилась. Меня захлестнула волна умиротворения, безразличия. Мне вдруг стало все равно, что было и что будет. Потому что хуже уже не будет. Не должно быть. Хуже уже просто некуда. Мне хотелось заснуть. Забыться в вечном сне. Стереть из памяти все пережитое.

Голова стала очень тяжелой и, я сама не заметила, как провалилась в сон. Беспокойный, тревожный. В нем Джордж, покрытый трупными пятнами с узкими зрачками, измывался надо мной.

Меня разбудил звон. Что-то ударилось о мрамор. Я слишком хорошо знаю, как музыкально «поет» благородный минерал, коим устланы полы во дворце, когда на него что-то подает. Хотелось протереть глаза, но не получалось дотянуться руками. Я не чувствовала их, они занемели. Я замычала, пытаясь опустить кисти. Стала ворочаться на кровати.

Потерпев неудачу с руками я сдалась. Потом разберусь, что с ними. Я открыла глаза и увидела, как надо мной навис Витторио. Его синие, всегда такие холодные глаза, сейчас согревали, как не может согреть ничто во всем мире.

Я умерла и наконец-то попала в рай?

Витторио:

Бедная Анна Аврора. Одним Богам ведомо, что ей пришлось пережить в эту ночь. Вся в синяках, царапинах и ссадинах. Забрызганная его рвотой и пропахшая нестерпимой гаммой «ароматов» смерти. Не так мне представлялось ее спасение.

Не имея при себе оружия, я вынужден был развязывать узлы в ручную. Не хотел звать стражу. Они бы увидели ее такой: с оголенной грудью, в порванной одежде. Это было бы унизительно для нее. И для меня тоже. Все пережитое ею я ощущал, будто это случилось со мной. Я старался не думать о том, как больно сделал ей Джордж, надругавшись над ней. Но непослушное сознание то и дело рисовало в голове страшные картинки.