Было заметно, как Коул вжался в кресло, а руки крепче сжали предплечья.

– Секс? – повторила я.

Мне захотелось провалиться сквозь землю от этого абсурдного заявления. Я смотрела на Тома, как в тумане.

– Но, ведь, ты же сказал, что ничего не было? – слова давались с трудом.

Том улыбался, получая удовольствие от того, что теперь он растаптывал то, что мы пытались создать с Джонатаном. Он наслаждался своей местью, словно десертом с вишенкой.

– А что я должен был сказать?

– Я… Нат?..

– Просто расскажи, что произошло, – так же сухо повторил Коул.

– Я выпила много шампанского, потому что чувствовала себя не в своей тарелке на этом приеме. Потом в последнем бокале, наверное, было снотворное? – я обратилась к Тому. Он пожал плечами. – Как? Ты же… Это ты мне его принес.

Я развернулась к Тому и взглянула на Лиззи, которая ставила поднос с кофе на столик. Она покачала головой, предупреждая меня взглядом. Но я лишь хотела сказать, что ни в чем не виновата.

– И потом… Потом этот поцелуй, который напечатали в журналах. И потом я уснула в такси… Это все, что я помню.

По щеке вдруг скатилась слеза, но я вытерла ее и другую тоже, поднимая глаза к потолку, чтобы остановить поток моей слабости. Голос дрожал, я подтянула к себе колени, ища опоры и продолжила:

– Я уснула в такси, и мне снился Джонатан, – он поежился и сложил руки в замок. – Мне снилось, что ты меня несешь на руках и мы… Я думала… Это просто сон. Ведь это сон?

Я посмотрела на Тома, но он только усмехнулся.

– Натан?

Он поднял на меня глаза, но тут же опустил взгляд, разглядывая руки.

– Прости… Я ничего не помню… Я думала это просто сон… там был ты… и…

– Ладно, – Том хлопнул себя по коленям. – Цирк окончен. Конферансье покидает вас.

Он встал и направился к двери, но потом остановился, повернулся и с победной улыбкой, наконец, произнес:

– Желаю счастья, голубки.

И довольный, он вышел из комнаты, открывая дверь квартиры, она хлопнула и наступила тишина. Я, кажется, даже перестала дышать, потому что то, что сделал Том, меня просто убило. Он не то что засунул свой грязный кроссовок, он просто там растер все им.

– Я, пожалуй, пойду в спальню. Мне там кое-что надо сделать, – быстро заговорила Лиз. – А вы тут…

И она молниеносно скрылась, прикрыв за собой дверь.

Мы остались в гостиной одни. Джонатан рассматривал что-то на полу так же, как предыдущие минут пятнадцать, а я рассматривала Джонатана, пытаясь понять, почему все это происходит с нами. Почему, мы еще не успев побыть счастливыми, пытаемся разгребать какую-то грязь вокруг?

Внезапно его глаза нашли мои, и я испугалась того, что там увидела – жалость, разочарование, укор. Я заморгала и отвернулась, пытаясь собраться и не броситься к ногам Коула, умолять его простить и не смотреть так.

«Все кончено», – думала я. – «Разве можно такое простить?»

Я же сама уговорила его и решила пожить и поговорить с Томом, что он мог еще сказать Джонатану, что я не собиралась никого из них терять? Что собиралась сидеть на двух стульях?

– Я, пожалуй, тоже пойду, – вдруг встав, сказал Натан. – Мне надо подумать и подышать.

– Да, конечно… – пробормотала я, глупо моргая, и пытаясь сообразить, что происходит.

Кажется, я тоже встала, надела пальто, сапоги, схватила шарф и выбежала за ним следом, но такси, в которое он сел, лишь махнуло мне черным боком и скрылось за поворотом. Сумерки медленно затягивали город в свои сети, ветер, как всегда, пронизывал до костей, а я стояла и смотрела вслед машине, в которой уезжал тот, о ком я мечтала так долго.

Вспомнив Злыдню Петровну, я почувствовала себя той самой женщиной, обманывающей двух мужчин сразу. Я почувствовала себя дрянью. Как же так? Я всегда старалась быть хорошей девочкой, не лазать по деревьям, слушаться маму, учиться на «хорошо» и что? В итоге это все не помогло? В итоге я все равно плохая? Плохая, никому не нужная, запутавшаяся в своей жизни и желаниях девчонка?

Я стояла на улице возле дома Лиз и в ужасе представляла себе то, что буду делать дальше, если он не вернется. Что я буду делать? А, если он вернется, как смотреть в его глаза?

Оказавшись в квартире на Кенсингтон, я закрыла уши от тишины, которая пыталась меня раздавить. Возле двери валялась сумка Джонатана, но его самого не было нигде. Звонить я не решилась, даже боялась, а вдруг сразу сейчас же услышу, что все кончено?

И все же пришлось рассмотреть все варианты и подумать о том, как буду жить дальше здесь одна. О том, смогу ли я хоть как-то объясниться или загладить вину или… Но я понимала, что сама себя тогда стану ненавидеть, саму себя буду грызть за то, что не подхожу такому человеку.

А я должна была быть достойной, поэтому мои мысли не раз возвращались к предложению Райли. Нет, не деньги меня привлекали, а то, что я могла спасти репутацию Джонатана, чтобы хоть так оставить положительные воспоминания о наших отношениях у парня.

Переодевшись, я забралась на кровать, часы на телефоне показывали половину первого ночи, но Джонатана все еще не было и сообщений от него тоже. На кровати лежала футболка, оставленная Коулом, которую он, наверное, скинул, когда приехал из аэропорта утром. Я взяла ее в руки и свернулась калачиком с ней в руках.

День казался настолько длинным и тяжелым, что я не заметила, как провалилась в сон.

Меня разбудил солнечный луч, падающий на лицо через окно. Солнце в октябре в Лондоне светило так ярко, обещая хороший день, что я не сразу вспомнила, что ничего хорошего лично мне он принести не может.

В квартире стоял запах кофе и геля для душа. Я вскочила с кровати, но квартира, как и вчера оказалась пуста, теперь и сумка исчезла. Уехал, чего я еще ждала? Все сама испортила. Могла бы и по телефону сказать Страуду, что не хочу к нему возвращаться, могла бы и просто забрать вещи и уехать, не дожидаясь того, как он в очередной раз будет манипулировать мной. Могла бы… как часто задним числом мы начинаем думать, что бы можно было сделать или сказать, но дело в том, что прошлое всегда остается в прошлом и изменить его, к сожалению, нельзя.

Я вернулась к кровати, заметив листок на подушке, но долго не решалась взять его в руки и прочитать. Он лежал на голубой наволочке – белый, как смерть, которая приходит внезапно. И вот теперь она ждала меня. Нет, не реальная, конечно, но душа точно приготовилась умирать.

Сверху написано: «Nastia»

Не «Sunny», а просто мое имя, даже не Стася. Руки задрожали, но я все же взяла его, открыла и стала читать:

«Прости. Я не знаю, что сказать. Поэтому и не разбудил тебя. Я вернулся около трех и не мог уснуть. Мне надо подумать. Подумать о том, что важнее. И важен ли я. Прости. Может быть, я не так идеален, как ты себе представляла. Мне не хочется сейчас выяснять отношений. Надеюсь, что ты поймешь меня.