– Оливье Бонневиль, вы арестованы!

Сеть упала на землю, Пан забился в ней изо всех сил, но только еще больше запутался. Отвлекаться на происходящее вокруг он не хотел, но по долетавшим до него звукам понимал: люди с моторной лодки бегут по причалу, молодой человек (Бонневиль! Бонневиль!) громко протестует, люди вокруг потрясенно вскрикивают: «Деймон! Деймон!»… а потом – о ужас! – рука совершенно чужого человека хватает его за шею.

Рука вздернула его в воздух, и Пан увидел перед собой лицо с налитыми кровью, страшно выпученными глазами. В ноздри ему ударил запах пива, курительного листа и дешевого одеколона. Пан попытался прокусить по-прежнему опутывавшую его сеть, но рука сжалась у него на шее, как железный ошейник. Уже теряя сознание, он услышал, как молодой человек сердито выговаривает арестовавшим его людям:

– Мой наниматель – Марсель Деламар из La Maison Juste. Я буду вынужден поставить его в известность о произошедшем, и он будет очень недоволен. Давайте пройдем в какое-нибудь тихое место, и я все объясню…

На этом Пан лишился чувств.

* * *

«Милашка» оказалась не менее легкой и изящной, чем «Прекрасная дикарка», на которой Малкольм ходил в детстве. Вот только парус, который он нашел и попытался поставить, обветшал и расползался прямо под руками, – это было ясно даже в темноте.

– Значит, пойдем на веслах, – вздохнул Малкольм. Он знал, что парусные лодки часто не слушаются весла, но выбора не оставалось. К тому же парус все равно был белым (хорошо, допустим, серым), а значит, слишком бросался бы в глаза под покровом ночи.

При свете спички он увидел, что ворота лодочного сарая тоже заперты на висячий замок. Избавиться от этого замка оказалось труднее, но все-таки удалось – и вот перед ними открылась широкая гладь озера.

– Вы готовы, месье? – спросил он своего спутника, удерживая лодку у берега, пока тот не взойдет на борт.

– Да, готов. Если будет на то воля Божья.

Малкольм оттолкнулся, и лодка двинулась прочь от берега. Выждав, пока она отойдет на достаточное расстояние, он взялся за весла.

Лодочный сарай стоял в неглубоком заливе, над которым нависал скалистый мыс, и Малкольм предполагал, что, как только они выйдут на открытую воду, поднимется ветер. Но, к его немалому удивлению, озеро оставалось неподвижным и гладким, как стекло.

Воздух был плотным, вязким; вокруг царила неестественная тишина. После долгих дней пути Малкольму приятно было поработать руками, размять мышцы, но все равно казалось, будто они не под открытым небом, а в душной комнате. Заговорив с Каримовым, он невольно понизил голос.

– Вы сказали, у вас были какие-то дела с Марселем Деламаром, – напомнил он. – Что за дела?

– Он поручил мне привезти образец розового масла из пустыни Карамакан. Задание я выполнил, но оплаты так и не дождался. Боюсь, он тянул с выплатой, чтобы задержать меня в Женеве и как-то мне навредить. Надо было уехать еще раньше, но я без гроша.

– Расскажите про это масло.

Каримов рассказал ему все то же самое, что и Деламару, а потом добавил:

– Но было еще кое-что любопытное. Когда я сказал ему о гибели станции в Ташбулаке, он как будто вовсе не удивился, хотя и сделал вид, что удивлен. Потом стал расспрашивать меня про горцев, напавших на станцию, и я отвечал честно, но опять почувствовал, что все ответы ему известны заранее. И тогда я решил кое о чем умолчать.

– И о чем же?

– Эти горцы не уничтожили станцию до конца. Им пришлось бежать… и поверить в это, сударь, будет непросто, но это правда: они бежали от некоей чудовищной птицы.

– Это был Симург?

– Откуда вы знаете? Я не собирался называть ее имя, но…

– Прочел в одной поэме.

Действительно, в той таджикской поэме Джахана и Рухсану привела в розовый сад огромная птица. Так что это была правда, но не вся: в дневнике доктора Штрауса, который привез из Ташбулака Хассаль, погибший от рук убийц, тоже упоминалось это имя. Чэнь, погонщик верблюдов, утверждал, что пустынные миражи – не что иное, как лики Симурга.

– Вы читали «Джахана и Рухсану»? – удивился Каримов.

– Да. И думал, что это сказка. А вы, значит, думаете, что Симург существует на самом деле?

– Смотря в каком смысле… Вот только я и сам не могу сказать, в каком именно. Есть разные формы существования. Возможно, это такая форма, о которой мы ничего не знаем.

– Ясно. И об этом вы Деламару не сказали?

– Нет, не сказал. Беседуя с ним, я пришел к выводу, что ему много известно об этих горцах. Но он постарался скрыть от меня, что уже хорошо осведомлен. И у меня возникли опасения, что он велит арестовать меня и бросить в тюрьму, или что похуже – и именно поэтому он старается задержать меня в городе. Когда я узнал, в каком неприятном положении вы оказались, я счел своим долгом рассказать вам все, что знаю.

– Я вам очень благодарен.

– Могу теперь я спросить, чего месье Деламар хочет от вас?

– Он считает меня своим врагом.

– И он прав?

– Да. Особенно в этом деле с Ташбулаком и розовым маслом. Думаю, он хочет использовать это масло в каких-то недобрых целях, и я намерен остановить его, если получится. Но для начала мне нужно больше узнать о самом масле. Вот, например, вы сказали, что нашли человека, который им торговал. Многие ли торгуют этим маслом?

– Нет. Оно очень дорогое. В прежние времена, когда верили в шаманов, которые посещают мир духов, им пользовались чаще. Но теперь в это мало кто верит.

– А для чего-нибудь еще его используют? Например, просто для удовольствия?

– Удовольствия от него никакого, месье Полстед. Наоборот, это очень больно, а зрительных эффектов легче добиться с помощью других наркотиков. По-моему, есть врачи, которые лечат им хронические болезни, и физические, и душевные, но масло это такое дорогое, что его могут позволить себе лишь очень богатые люди. Никто, кроме тех ученых исследователей из Ташбулака, этим маслом не интересовался, да и они свою работу держали в секрете.

– А вы когда-нибудь бывали на этой станции в Ташбулаке?

– Нет, сударь.

Малкольм продолжал грести. Тишина, повисшая над озером, угнетала, а душно было так, словно из воздуха откачали весь кислород. Через некоторое время Каримов спросил:

– Куда мы плывем?

– Видите вон тот замок? – Малкольм указал на прибрежную скалу прямо по курсу. На ее вершине стоял замок с большими башнями, едва различимый в безлунном и беззвездном мраке.

– Кажется, да.

– Он стоит на границе с Францией. Как только перейдем границу, будем в безопасности, но…

За секунду, которая понадобилась, чтобы произнести это «но», все небо озарилось вспышкой и снова потемнело. За первой вспышкой последовала вторая, еще ярче, и на этот раз Малкольм и Каримов успели разглядеть ветвистую молнию, ударившую в землю, а еще миг спустя на лица упали первые тяжелые капли дождя. Оба подняли воротники, надвинули шляпы, и тут грянул оглушительный гром. Он раскатился над озером и эхом отразился от гор, да так, что у Малкольма загудело в голове и заныли зубы.