Они благополучно выбрались из города: вне его стен не было видно ни одного воина. Похоже, все они оказались внутри, где сейчас огонь пожирал все и вся, не отличая защитников от осаждающих.

– Проклятье, я должен быть там! – нечеловеческим голосом взревел Конан.

К стене в разных местах было приставлено множество лестниц; ослепленный боевым безумием, Конан уже рванулся вперед, не думая даже, следуют ли за ним его спутники, – и тут внезапно услыхал холодный, но в то же время и какой-то хихикающий голос горбуна:

«А тебе туда хода нет, хода нет, хода нет…»

И киммериец внезапно остановился, словно с разгону налетев на стену. Ноги просто отказывались нести его дальше.

«Тебе нельзя только туда, – продолжал тем временем неслышимый для остальных Зертрикс. – Я могу остановить тебя лишь трижды – и вот я уже один раз сделал это. Осталось еще два. Таково условие Высоких Богов, которое приказано было мне довести до тебя. Отчего-то желают они, чтобы это было тебе ведомо. Уезжай отсюда, Конан. Здесь ты уже никому не поможешь и ничего не изменишь. Туда, где сейчас еще идет бой, я тебя не пропущу. Помни о каре за невыполнение главной воли пославших тебя Сил!»

Охваченный черной яростью и безысходным отчаянием, не допускавший ранее, чтобы окружающие догадывались о его чувствах, киммериец упал на землю, впившись зубами в ее равнодушную неподатливую плоть.

Глава 7. Конн, сын Конана

Тарантия полнилась самыми безумными слухами. Казалось, что весь мир сошел с ума. Вести с рубежей день ото дня становились все тревожнее: отовсюду приходили известия о все новых и новых вторгшихся армадах. Гонцы летели со срочными эстафетами, и читавший их документы молодой король становился чернее тучи.

На западе пикты перешли через Громовую реку и осадили Велитриум. Другая их орда валила прямиком через Боссонские топи на Галпаран. Несмотря на отчаянное сопротивление боссонцев, враг с каждым днем продвигался все дальше и дальше.

На юго-западе зингарские легионы шли вверх по течению Ширки. Левое их крыло нацеливалось на Танасул, центр же и правое наступали прямиком на аквилонскую столицу. На юге аргосцы вместе с частью примкнувших к ним зингарцев перешли Алиману и вторглись в Пуантен. Войска королей Офира и Кофа наступали на Шамар; в тыл обороняющим этот город аквилонцам нацелились армии Немедии. И лишь на севере и северо-востоке все пока оставалось спокойно.

Последний день принес новые беды. Стигийский флот покинул Кеми и взял курс на Мессантию. Аквилонские разведчики добыли эти сведения ценой собственных жизней; однако и это было еще не все. Многочисленные шемитские отряды перешли аргосскую границу, боясь опоздать к дележу богатой аквилонской добычи, и аргоссцы спокойно пропустили через свои рубежи исконных врагов этого приморского королевства. Старые недруги объединились, чтобы нести смерть в аквилонские пределы.

В королевском дворце, что стоял в самом сердце Тарантии, царила гнетущая тишина. И, хотя по-прежнему гордо и бесстрастно несли свою стражу прославленные «черные драконы», личная гвардия Конана, теперь принадлежавшая его сыну, по-прежнему сплошной вереницей к дворцу неслись пропыленные усталые гонцы на загнанных лошадях и один за другим на рубежи уходили свежие полки, горожане чувствовали, что дела государства очень и очень плохи.

Молодой король Конн с небольшим кругом приближенных расположился во внутреннем дворе, где на втором этаже был разбит роскошный тропический парк. На громадном круглом столе была расстелена карта королевства; вколотые в нее флажки обозначали расположение аквилонских войск и армий неприятеля.

Вокруг стола тесно стояли аквилонские полководцы – частью соратники Конана, частью новые, молодые военачальники, выросшие вместе с Конном и уже успевшие доказать свою храбрость.

Здесь были храбрый Просперо, главнокомандующий аквилонской армией в тех случаях, когда отсутствовал король; весь седой, покрытый честными боевыми шрамами Паллантид, командир «черных драконов»; недавно виконт, а ныне граф Пуантенский Гонзальвио, достойный сын самого старого и верного товарища Конана, пуантенского властителя Троцеро. В неброской темной одежде скромно стоял чуть поодаль белобородый и мудрый Дексиеус, верховный жрец Солнечного Митры.

Однако бросалось в глаза и отсутствие многих неизменных членов Коронного Совета. На восточных рубежах сдерживал натиск немедийцев граф Коутенский, Монагро; барон Джилиэйм Имирусский сражался на западе против пиктов… И от каждого из них вести шли одна чернее другой.

Гонзальвио, как самый молодой, воткнул в новые точки на карте черные флажки, обозначавшие расположение вражеских отрядов. Шамар был уже почти окружен; армии пиктов стояли на пороге Велитриума.

– Конн, все, кого мы смогли собрать, сосредоточились под Тарантией, – нарушил тишину Просперо. Здесь собрались только свои, и пышные титулы были отброшены за ненадобностью. – Нам нужно решить, где будет нанесен наш первый контрудар.

– Я хотел бы, чтобы сначала высказались все, – молодой король обвел тяжелым взглядом собравшихся. Просперо и Паллантид, переглянувшись, незаметно кивнули друг другу – Конн хорошо усвоил уроки своего отца. Прежде чем решать, он советовался со знающими и опытными, а не пытался доказать всем, что в государстве законом является лишь его королевское желание, зачастую неразумное. – Начинай, Гонзальвио!

Товарищ Конна по детским играм, смелый, горячий молодой граф, как ни странно, был прирожденным полководцем.

– Нет смысла разбрасывать наши полки, – начал он. – По-моему, наибольшая угроза для нас – это армии Кофа и Офира под Шамаром. Этот город – ключ к Тарантии; если он падет, откроется прямая дорога на столицу не только для королей Ианты и Хоршемиша, но и для идущих следом шемитов со стигийцами. Пикты, насколько я понимаю, увязли в Боссонских топях; Велитриум и Галпаран задержат их орду на некоторое время – пикты терпеть не могут оставлять в тылу невзятые крепости. С зингарцами мы справимся, даже если они дойдут до Танасула; аргосцы еще не скоро пробьются через Пуантен. Так что я повернул бы к Шамару, – закончил он и поклонился собравшимся.

– Хорошо сказано, – кивнул Просперо. – Признаюсь, что и сам не сказал бы лучше. Все верно, ни пикты, ни зингарцы сейчас нам непосредственно не грозят. Но вот если Пуантен не удержится… – старый полководец успокаивающе вскинул руку, вовремя заметив краску гнева на щеках Гонзальвио. – Я не хотел задеть тебя, граф, я просто рассуждаю. Так вот, если Пуантен падет, аргосцам откроется прямой путь к Тарантии и в тыл нашим полкам, обороняющим Шамар. Все будет зависеть от положения на юге. Если враг прорвется, наш первый удар, по моему разумению, следует будет направить туда.

Гонзальвио, стыдясь своей вспышки, поспешно закивал головой.

Все остальные согласились со сказанным: нечего было и думать об одновременной жесткой обороне на всех направлениях. Боссонцам и отрядам, сдерживавшим