кого-то из пуантенских рыцарей, до конца защищавших селение. Напавшим, кем бы они ни были, удача далась недешево: пятеро мертвых панцирников лежали в окружении по меньшей мере человек сорока.

– Скорее, там могут быть живые! – сорвался с места Конан, словно забыв, что он больше не король Аквилонии.

Однако они нашли лишь мертвых. Пуантенцы, верно, погибли, задавленные числом – их сбили с ног и долго резали ножами через щели лат, резали уже мертвых – воины лежали в лужах крови.

Конан нагнулся над погибшими, несколько мгновений вглядывался в мертвые лица… а потом, когда он разогнулся, лицо его казалось страшнее, чем у самого кошмарного демона. ЕГО люди, подданные ЕГО королевства погибли – и он, пусть и отказавшийся от трона, должен был отомстить. Должен – и точка. Эту заповедь киммериец никогда не подвергал сомнению.

Валявшиеся вокруг панцирников их мертвые враги были самыми обыкновенными бездоспешными крестьянами, быть может, теми самыми, чей уход вслед за Вестником войны видели Конан и его спутники. Оружием им служили лишь топоры, вилы, самодельные копья да грубые хозяйственные ножи; однако, несмотря на это, никто не позарился на добротное оружие убитых. Покрытые кровью мечи панцирников валялись здесь же.

В деревне не осталось ни одного живого существа – со звериной жестокостью были перебиты даже кошки и собаки, зарезаны удоистые коровы, даже телята не угнаны, не съедены, а – потехи ради, что ли? – расстреляны из луков.

– Тем, кто пришел сюда, добыча была не нужна, – заключил посланец Крома.

У Конана не было времени хоронить погибших. Оставался лишь погребальный костер, предписанный законом его далекой северной родины, однако огонь пощадил лишь небольшую рощицу над деревенским кладбищем. Они направились туда.

Кладбище было самым обычным для подобной пуантенской деревушки. Один Кром ведает, каким Богам, кроме Митры, поклонялись здесь, но в южных провинциях Аквилонии укоренился обычай хоронить покойников, зарывая их в землю и ставя над могилой небольшой камень с именем.

– Смотрите! – внезапно замерла на месте Раина, невольно хватаясь за свои кинжалы.

– Всемогущая Деркето! – прошептала Карела. Лицо Рыжего Ястреба посерело.

Все могилы были раскопаны. Могильные камни валялись в беспорядке. Горки свежей земли говорили о том, что случилось это не более двух-трех часов назад. Видны были полусгнившие остатки гробов.

И все же видавший виды отряд Конана поразило не это. Сами по себе оскверненные могилы мало что могли изменить после всего увиденного в деревне, после десятков изуродованных тел людей, умерших в жутких мучениях, под страшными пытками. И Карела испугалась не самого вида разверстых могильных ям – но того, как они были разрыты.

Ямы являли собой узкие щели в земле. Зеленый дерн не был забросан залегавшим ниже грунтом, как неминуемо случилось бы, если бы могилу откапывали несколько человек с поверхности при помощи обычных лопат. Нет, травяной покров вспучился и лопнул, словно неведомая сила давила на него изнутри; свежая земля лишь кое-где присыпала приподнятые края верхних пластов.

– Их… их что… – начала было Испарана.

– Да, – одними губами ответил посланец Крома. – Эти могилы вскрыты не грабителями. Мертвые поднялись сами, повинуясь чьему-то зову: они разрыли землю над собой и… и вышли, – последние слова его были едва слышны.

– Кром! – вырвалось у Конана. – Кто же мог это сделать?! Ты понимаешь хоть что-нибудь?!

– Хоть что-нибудь понимаю, – эхом откликнулся посланец. – Ни одному из Богов нашего мира подобное не под силу. Я бы знал. Это проделали те самые силы, что ведут сейчас игру с нами, Конан. Равновесие в мире пошатнулось… – Он с болезненной гримасой потер рукой грудь там, где сердце. – Я сбросил кое-какие из наложенных на меня Зертриксом цепей – иначе мы бы уже достались тем черным тварям в замке. Увы, все, что я мог, – это отбросить их на несколько мгновений… Но сейчас я ощущаю неистовый шторм, что поднимается вокруг Аквилонии. Тот несчастный молодой жрец Митры сказал нам сущую правду, однако дело обстоит куда хуже. Наш с тобой Отец, великий Кром, пытается дозваться до меня сейчас… я чувствую его зов, но не могу разобрать слов. Как бы то ни было, война идет уже на всех рубежах, Конан. Я знаю, что поднялись пикты и немедийцы. Я знаю, что выступили в поход офирцы и жители Кофа. Про зингарцев и аргосцев тебе известно и так. Аквилония в кольце врагов, и невозможно сказать, с какой стороны ей сейчас грозит наибольшая опасность.

У киммерийца вырвался сдавленный яростный рык. Его громадные кулачищи сжались, он вскинул руки, потрясая ими и грозя равнодушному блистающему небу. На шее вздулись синие жилы, и Конан заорал, выкрикивая ужасные угрозы прямо в голубую бездонность.

– Приди в себя, друг! – посланец Крома схватил киммерийца за руку. – У нас осталась только одна надежда – это ты. Если ты не расстроишь замыслы тех, кто управляет сейчас этим вторжением, ты обречешь не только себя, не только своего сына и Аквилонию – ты обречешь весь населенный людьми и привычный нам, Богам, мир. Он будет поглощен неистребимым пламенем, и что станет потом – неведомо даже небожителям.

Воительницы слушали посланца, раскрыв рты.

– Но откуда же мне знать, что делать?! – взорвался Конан. – Как я могу сражаться с мертвыми? Один такой уже как-то попадался. Если бы не зачарованный клинок, мне было бы несдобровать. Ответь мне, ты знаешь, что делать?

– Сейчас нам остается только одно – как и решили, пробиваться к Тарантии. И желательно успеть туда прежде наших врагов.

– Это я и так знаю, – не слишком любезно буркнул Конан. – Ладно, делать нечего. Едем! Схоронить погибших, верно, уже не успеем.

Наскоро запасшись провиантом, они погнали коней дальше. Отряд торопился на север, к затянутому дымами пожаров горизонту.

Они мчались весь остаток дня и всю ночь. Позади осталось еще несколько мертвых селений. Отвратительный запах тления сопровождал их теперь неотступно. Ни одна деревня не сдалась без боя – и ни в одной не осталось никого живого… Наутро Конан и его спутники настигли вторгшуюся армаду.

На берегу быстрой речушки стоял небольшой пуантенский городок – уже не селение, но и впрямь город, обнесенный даже каменной стеной с башнями. Его предместья сгорели дотла, и осаждавшие как раз упрямо штурмовали невысокие бастионы.

Штурм не был подготовлен. Атакующие лишь наскоро наделали кое-каких лестниц да смастерили нехитрый таран из толстого древесного ствола. Тем не менее при их численности городок не мог устоять, несмотря даже на никудышный осадный припас вторгшихся. Костяком этой армии и впрямь были аргосцы, однако кроме них там было еще полно кое-как вооруженного люда начиная от