— Фу, гадость какая, — передернулся Игер. Дэн даже не повел бровью. Игер сделал глубокий вдох, ненадолго задумался. — Но ты ведь не считаешь его убийцей, верно? Все-таки твой помощник…

— И Рича не считаю, — сказал Дэн, откидываясь на спинку кресла и растирая ладонями колючие от щетины щеки. Он был измотан, но не физически, а эмоционально, душевно. Устал оттого, что в последние дни его мир перевернулся с ног на голову и вывернулся наизнанку. Теперь, когда Элизабет сняла с его глаз шоры, ему открылось слишком много версий, слишком много подозреваемых и мотивов, и все это ввергало его в уныние. Одно дело — сознавать, что мир вообще может быть безобразен и груб, и совсем другое — при взгляде на собственный дом, свою святая святых, видеть те же грубость и безобразие.

— Я не говорю, что это сделал Элстром. Просто, помимо самого очевидного, есть и другие варианты.

Игер со стоном потянулся, расправляя занемевшие от проведенной в жестком кресле ночи руки и ноги, и тяжело поднялся.

— Если хочешь продолжить дискуссию, тебе придется перебазироваться в «Чашку кофе». Я думать на голодный желудок не умею. Мое тело — отлаженный механизм, который требует регулярной заправки.

— Иди один, — рассеянно ответил Дэн, занятый новой мыслью, только-только забрезжившей в глубине сознания. Сдвинув брови, он вчитывался в отчет из лаборатории. — Мне надо еще кое-что проверить.

Игер пожал плечами.

— Как знаешь. Звякни, если вдруг на что-то нападешь. Я буду в больнице уДжолин. — Он дошел до двери и вдруг обернулся. На его лице было написано такое восхищение, что даже усталость исчезла. — Слушай, она — просто чудо. Серьезно, я влюблен как мальчишка.

Дэн заставил себя улыбнуться.

— Поздравляю.

Игер посмотрел на него долгим, задумчивым взглядом, поглаживая себя по урчащему животу.

— Ты бы тоже рискнул, сынок. От дурного настроения хорошо помогает.

Дэн в грубой форме предположил, что им движет, и уткнулся в отчет.

— Верно, дружище, — ухмыльнулся Игер. — Ей-богу, не премину. Как только Джолин захочет.

Элизабет запустила пальцы в волосы и зевнула во весь рот, наливая себе первую утреннюю чашку кофе. Четырехчасовой ночной сон — привычка, с которой, безусловно, придется расстаться, как только все вокруг хотя бы начнет приобретать нормальный вид. Если такое вообще случится.

Она уже позвонила в городскую больницу — справиться о Джолин, и в рочестерский госпиталь, пытаясь узнать, нет ли новостей у Рича, но тамошняя система, куда входила и знаменитая на весь мир клиника Мэйо, не делала исключений ни для знаменитостей, ни для репортеров, и блюла секретную информацию о состоянии пациентов не хуже, чем персонал Белого дома.

— Как там мисс Нильсен? — заглядывая в кухню, спросил Трейс, уже одетый для выхода. На нем опять были джинсы и белая футболка, вечная униформа подростков;

Лицо покрывали синяки всех цветов радуги, коротко стриженные волосы торчком стояли на макушке.

Элизабет с трудом удержалась, чтобы не лизнуть палец и не пригладить хохолок, как раньше, когда Трейс был маленьким. Теперь он уже не маленький, он почти мужчина. И ей до сих пор было приятно вспоминать, что вчера вечером он ждал ее и волновался.

— Через пару дней поправится. Ты что так рано встал? Трейс обогнул стол, подошел к холодильнику.

— На работу пора. Сегодня чистим телятник у Карлсонов.

Он взял из дверцы пакет апельсинового сока и подозрительно принюхался.

— Не пей из пакета, Трейс Ли, — машинально выпалила Элизабет тоном строгой матери. Сын закатил глаза и пустился на поиски чистого стакана. — Тебя подвезти?

— Не надо. Тут всего километра два-три. Доеду на велике.

Элизабет хотела было возразить, что ей совсем нетрудно, но осеклась, вдруг поняв, что Трейсу в его возрасте скорее всего неловко, чтобы мать возила его на работу. Он стоял у разломанного буфета, пил сок и ел ванильные вафли прямо из коробки, а она следила за ним краем глаза и думала, что, может, к будущей весне, если средства позволят, купит ему подержанную легковушку.

— Надо нам заказать тебе новые очки, — заметила она, зябко стягивая у горла вырез халата.

Трейс залпом допил сок, утер рот рукой и побежал к двери, по пути чмокнув ее в щеку.

— Завтра, — бросил он через плечо. На выходе он еле разминулся с Аароном, хлопнул дверью и умчался.

Элизабет улыбнулась:

— Шестнадцать лет. В этом возрасте все дела кажутся срочными. Аарон, каким вы были в шестнадцать лет?

Он покосился на нее, степенно установил на временном шатком столе ящик с инструментами. У нее был такой вид, будто она только что встала с постели. Пышные распущенные волосы, неприбранные и манящие, ниспадали на плечи облаком черного шелка. Должно быть, такими волосами Далила соблазнила Самсона. На ней было что-то греховно-тонкое, блестящее, изумрудно-зеленое, ниспадающее до щиколоток. Оно закрывало все, что следует, но держалось на одном поясе и с готовностью расходилось в стороны при каждом шаге, выставляя напоказ голые смуглые ноги. Элизабет лениво шла к нему, покачивая бедрами, и, казалось, не отдавала себе отчета в том, сколь она обольстительна, сколь трудно смотреть на нее мужчине, у которого так давно нет жены. А может, как раз знала…

— Я работал, — отрезал он, насильно переводя взгляд на инструменты. В мозгу полыхнула невероятная картина: вот она подходит к нему, распахивает зеленый халат, обнажая тугие груди… В нем все загорелось, но он скрипнул зубами, безжалостно отгоняя дурные мысли. Она ему не пара, она — испытание, а он дал обет пройти все испытания, что пошлет господь.

Элизабет села, как можно тщательнее запахнула вокруг ног халат и, прихлебывая кофе, стала наблюдать, как Аарон ровненько, будто хирург перед операцией, раскладывает инструменты, готовясь к последнему решительному наступлению на ветхие кухонные шкафы. Судя по угрюмому, как у похоронных дел мастера, лицу, настроение у него опять было хуже некуда. Казалось, он тратит уйму сил, чтобы случайно не взглянуть на нее; может, это из-за того, как она одета? Что ж, если мужчина день за днем заявляется к даме раньше восьми утра, пусть смирится с тем, в каком виде она открывает ему дверь. И все-таки Элизабет немного задевала враждебность Аарона: она только-только начала считать его другом, и вдруг он ведет себя так, будто не желает иметь с нею ничего общего.

Твердо решив разговорить его, она пустилась в подробный отчет о том, что случилось с Джолин. Аарон не прервал ее ни единым словом и молчал еще минуты две после того, как она закончила.

— Значит, Дэн Янсен убийцу поймал, — негромко сказал он.

— Так он считает. А я что-то сомневаюсь, — ответила Элизабет.

Она допила кофе, раздумывая, не налить ли себе еще чашку, но решила воздержаться. Аарон, сидя на корточках, разглядывал пустые недра шкафа. Казалось, ему совершенно все равно, что она рассказывает, словно все это происходит на другой планете. Его безразличие раздражало, раздувало тлеющий гнев, мешало, как холод при ознобе.