Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тайра, я пойду за ними и вырежу всю стаю.
– Нет, Ланс, бесполезно, – сказал Брейд, – мы их не найдем, волки не охотятся у своего логова.
Ланс помолчал, стараясь задушить гнев. Потом кивнул, сел на землю рядом с Тайрой и прижал к груди ее заплаканное лицо.
– Здесь ведь была Хозяйка, почему же она не защитила Виринею? – растерянно спросила Литания.
Ланс в ярости обернулся к ней:
– И зачем она мне велела ослицу беречь, если Виринея была уже мертва?!
– Не понимаю…Ну за что ее…
Брейд вздохнул и обнял Литанию, она уткнулась в его плечо.
Шмель вырвался из рук Тайры и с рычанием кинулся к корням сосны, шатром свисающим в овраг.
– Чего он там нашел? – спросил Балтазар, на всякий случай снова вытаскивая меч.
Под навесом корней лежал крупный, в две трети взрослого волка, щенок с проломленной грудной клеткой
– Смотрите, Виринея-то отомстила за себя. Храбро сражалась.
Морда и бок волчонка были вылизаны, еще поблескивали невысохшей слюной. На этой охоте мать потеряла детеныша.
– Надо закопать Виринею, – сказала Литания, вытирая глаза.
– Ни к чему, они все равно ее выроют, – ответил Видий, – нам пора идти. Мы вещи у избушки побросали, а тут черт-те что творится. Теперь всю поклажу придется на себе тащить.
Ослицу все-таки закидали кусками мха, чтобы хоть как-то почтить ее память.
Потерянная тропа нашлась почти сразу – извилистая песчаная дорожка, совсем не похожая на ту, что была накануне, но ведущая в нужном направлении. Они шли тесной группой, в напряженном молчании. Когда сосны стали перемежаться березами и орешником, а между деревьями появились солнечные прогалины, Видий спросил Литанию:
– Эта Хозяйка – кто она?
– Душа Нарратского леса.
– Что-то вроде эльфа? – в глазах у Тайры мелькнула веселая искорка.
– Нет. Если верить сказкам, то эльфы – хранители природы. Они как солнечные зайчики, как стрекозы: только что были тут, и вот уже где-то далеко, то на земле, то на Небесах. А Хозяйка всегда в своем лесу. Она знает судьбу каждого дерева, а заодно и всех лесных тварей, включая людей. Если уж пожелала явиться… Это редко бывает.
– Та старая женщина из легенды о птицах – это она была?
– Ну конечно. И потом ее время от времени видели, в летопись не все случаи попали. Раз в одно-два поколения она является кому-то, чтобы исправить его путь.
– Сразу шесть человек нуждаются в исправлении? Причем словами, в которых нет ни малейшего смысла? Ведь могло же быть, что какая-то лесная нежить вроде кикиморы в Хозяйку перекинулась, – Ланс сильно невзлюбил странную девчушку после гибели Виринеи.
– Нет, не могло быть. Во-первых, в кикимор только дети малые верят, а ты давно уже взрослый. Во-вторых, мне она сказала неприятную, но несомненную правду, остальным, я думаю, тоже. Придет время – поймете. Может, ты еще одну ослицу найдешь, жизнь-то долгая.
Литания замедлила шаг, чтобы остаться в одиночестве и справиться с раздражением. Она знала, что недоверие к словам Хозяйки не раз приводило людей к гибели, но не могла всерьез принять жестокий и бессмысленный упрек лесной владычицы. «Променяла сокола на черна ворона». Никого она не выбирала, ничего от нее не зависело.
За очередным поворотом ее поджидал Видий.
– Умоляю вас, госпожа, простите меня! – он припал к руке Литании и запечатлел на ней не менее трех поцелуев. Литания вырвала руку, постаравшись смягчить грубость вежливой улыбкой.
– Забудьте, я давно вас простила.
– Благодарю вас! Я виноват, я потерял голову от вашей близости – просто не сумел удержаться, чтобы не коснуться вас. Еще раз приношу извинения за мою дерзость. Но, знаете – о вырвавшемся признании я не жалею: оно было искренним. Я понимаю, что не вправе даже смотреть на вас без вашего позволения, но я не могу не чувствовать, что наши души стремятся друг к другу. Над этим мы не властны, вы же видите, сама судьба хочет соединить нас.
– Сейчас наша судьба – бегство. Нам следует думать о спасении, а не о чувствах (тут Литания смутно вспомнила, что от кого-то уже слышала эти слова). Пойдемте, граф, нас наверняка уже ждут, мы всех задерживаем.
Литания догнала Балтазара и больше не отставала от него ни на шаг. Она сама не поняла, почему велеречивое извинение Видия вызвало у нее такую злость. Ровным счетом ничего не произошло. Она же не девочка, чтобы так волноваться из-за нежеланных ухаживаний. Его нагловатое напоминание о минувшей ночи? Или то, что он не постеснялся приставать к ней в присутствии Тайры? И Брейд… Нет, как раз ради Брейда она сама обняла бы Видия, даже поцеловать себя позволила бы. При этой мысли Литанию так передернуло, что Балтазар участливо спросил: – «Не ушиблись, госпожа?» Ну да, дело в Тайре. К тому же – ласки исподтишка, еле слышное признание в самое ухо. Омерзительно. Так откуда это абсурдное чувство вины?
Между деревьями появился солнечный просвет
– Иэр! – выдохнула Литания.
Огромное светлое озеро лежало среди пологих холмов. Невысокое утреннее солнце слепило глаза, не давало рассмотреть серый, странно неуклюжий силуэт замка на дальнем берегу. По обе его стороны растянулся город, беспорядочное нагромождение крыш, еле различимых в легкой молочной дымке. А за ним – широкая изломанная полоса гор, почти тающая в неярком осеннем небе. До них оставалось всего пару дней пути.
Левый берег был лесистым, ближе к городу начинались желтые свежескошенные поля с яркими лоскутками озими. Правый, ближайший, был более открытым, темные гривки рощ чередовались со светлой охрой лугов, у кромки озера старые развесистые ивы полоскали тонкие ветви в воде. Серебристая гладь была пустынной, только совсем далеко, у лесного берега, суетилась стайка чаек, да в небе парила большая хищная птица.
Ланс прищурился – бурые, почти черные перья, белые пятна на подкрыльях.
– Беркут.
Орел отрывисто заклекотал и начал спускаться, с каждым разом расширяя круги. На третьем круге он пролетел совсем близко, повернул к людям голову, уставился безумными янтарными очами – глаза в глаза. Снова набрал высоту, завис на мгновение в воздухе и камнем грянул в прибрежные заросли.
– Может быть, когда-то он был ручным, – сказала Литания, – раньше в Наррате держали ловчих птиц. Давайте спустимся к воде,
Они стояли на невысоком обрыве, тропа шла в обе стороны.
– На холмах нас будет видно, как на ладони. Нужно взять вправо, подальше от озера, – сказал Брейд.
– Здесь никого никогда не бывает, это княжеский заказник. Разве что охоту встретим – но ее слышно издалека: лай, рожки, крики. Я пару раз участвовала, но мне не понравилось. Это было очень красиво – их охотничьи выезды. Яркие попоны, разноцветные платья, хищные птицы на перчатках. Когда сокол взмывает в небо, дыхание перехватывает – кажется, что вместе с ним взлетаешь под облака. И все это кончается агонией несчастного зверька.