Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько правды было в этих обвинениях, если она была вообще? Альвар Гарсия де Санта Мария, официальный хронист Хуана II с 1426 по 1435 гг., снабжает нас важным свидетельством на этот счёт. Он пишет:
С тех пор, как король доверил свои дела коннетаблю (т. е. Альваро де Луне), он (Альваро) не взял их на себя, потому что всё, что делалось в юридической администрации, так же как и в финансах короля, все решалось членами Королевского совета. Этот совет состоял из двух частей: одна занималась дарованием королевских милостей и распространением соответствующих распоряжений, а другая имела дело с юридическими вопросами. А поскольку коннетабль хотел, чтобы все вопросы, связанные с материальными привилегиями, решались наилучшим образом, не вызывая подозрений в том, что там не всё чисто, коннетабль посоветовал королю, чтобы эти вопросы были доверены докторам Перианьесу и Диего Родригесу из Вальядолида. Этих людей история неоднократно упоминала, потому что они были весьма умелыми юристами, прекрасно информированными о делах короля и королевства, и подолгу вели обсуждения, прежде чем принять решение по каждому из вопросов. Они также были весьма лояльны по отношению к королю, они не были людьми, которые посоветуют и проинформируют короля или коннетабля так, чтобы это было против справедливости или резона, — ни за подарки, ни по просьбе, ни ради любви или по злой воле, и, таким образом, коннетабль не мог сделать, сказать или посоветовать королю что-либо в королевских делах, кроме как по совету этих докторов.[654]
Эти реформы, которые Альваро де Луна принёс в королевскую администрацию, — продолжает хронист, — были «большой помощью и преимуществом для распределения и организации вещей правильным путём, как полагается королевской службе, юридической администрации и правительству королевства». Но иметь вещи «хорошо обработанными и упорядоченными, — добавляет он, — недостаточно для хорошего правительства, если они не поддержаны хорошим и свободным изложением». А для того, чтобы выполнить это условие, «королю служил другой человек, подобного которому ни один король, насколько нам известно, раньше не знал. Это был доктор Фернан Диас де Толедо. Он был oidor (слушатель), Докладчик{11}, Referendario (хранитель печати) и секретарь короля»[655].
Таким образом, Альвар Гарсия был убеждён, что реформы Альваро в структуре администрации и созданная им государственная машина управления составили его выдающийся вклад в благосостояние королевства. С такими людьми вокруг себя, чтобы «распоряжаться и советоваться с таким человеком, как Фернан Диас для претворения в жизнь решений, коннетабль мог оправдать огромное доверие, оказанное ему королём»[656], а король мог быть уверен, что дела королевства ведутся подобающим образом.
Взгляд этого хрониста на работу правительства изнутри резко противоречит оценке этого правительства, данной бунтующими баронами. На деле, их оценки в большинстве своём касаются только одного аспекта кастильской политической реальности — аспекта, который, по всей вероятности, виделся им или представлялся в совершенно ложном свете. Конечно, Альвар Гарсия, официальный хронист королевства, может быть заподозрен в преувеличении в своих восхвалениях королевской администрации, частью которой являлся сам, а будучи марраном, он мог иметь предвзято положительное мнение о королевских чиновниках того времени, многие из которых были «новыми христианами». И всё же сказать такое можно только с большой осторожностью, потому что мы не располагаем никакими фактами, опровергающими мнение Альвара Гарсии. Он стремился писать объективно, с осторожностью и сбалансированно, и его правдивость получила высокую оценку такого строгого критика и антагониста Альваро де Луны, как Перес де Гусман. С другой стороны, у нас есть все основания подвергать сомнению правдивость обвинений знати. Дворяне определённо преследовали личные цели и испытывали злобу к Альваро. Справиться с ним и убрать его с высокого поста было их постоянным и страстным желанием. Они полагали, что на карту поставлены их богатство и положение, их влияние в стране и шансы захватить власть. Для того чтобы упредить угрожающую им опасность, действительную или мнимую, они были готовы пойти на крайние меры, лишь бы оклеветать чиновников Альваро.
И всё же, должны мы заметить, оппозиционные дворяне не переступали в своих обвинениях определенные рамки. Как бы критически они ни отзывались о новых государственных служащих, называя их низкосортными людьми, у которых нет ни сил, ни достоинства, ни смелости защищать свои права и убеждения, они никогда не нападали на них на религиозной или этнической почве. Причины этого легко обнаружить.
Начать с того, что состав чиновников Альваро на всех уровнях включал в себя урождённых христиан плебейского происхождения, а поместья и финансы самих грандов управлялись евреями и марранами. Обычно эти управляющие отличались честностью и достоинством, так что бароны не обижали их намёками на их религию или происхождение. Таким образом, их кампания против королевской администрации, даже направленная против высших её чиновников, была на самом деле направлена против их начальника, Альваро де Луны, который выбрал себе приближенных, способных выполнять его задачи — людей, конечно, плохих и недостойных, но таких, каких можно найти в любой группе, включая «старых христиан» и марранов.
Эта точка зрения, бесспорно, преобладала в среде большинства кастильских грандов и прелатов, и они её высказывали официально. Тем не менее трудно предположить, что их яростная агитация против «чиновников Альваро» не возбудит антимарранские чувства в широких кругах коренного христианского населения и что знать, ведущая эту кампанию, не рассчитывала на такой результат. Они знали, что народ быстро распознает в «чиновниках Альваро» марранов, составляющих солидную часть администрации, и они понимали, что идентификация сама по себе придаст достоверности их обвинениям, которым иначе трудно поверить. Это было их тактикой: включить народ — то бишь третье сословие — в свою кампанию против Альваро, и у них были основания верить, что её результаты будут благоприятны для их дела.
XI
Назначение марранов в королевский совет и на другие высокие должности в королевской администрации вызвало сопротивление другой социальной группы,