Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Широко известно также косвенное свидетельство третьего непосредственного участника тех событий: Молотова. На реплику Феликса Чуева: «Говорят, что идею развенчать Сталина Хрущёву подал Микоян», Молотов ответил: «Вполне возможно. Хрущёвцы могут этим гордиться».
Конечно же, самолюбивый Никита Сергеевич попросту постарался умолчать о ключевой роли Микояна в низвержении Сталина. Но факты указывают, что и Шатуновская, и Снегов, и Андреасян, и Шаумян были креатурами Микояна, а не Хрущёва. При этом роль Хрущёва отрицать невозможно.
Так они вдвоём возглавили исключительно рискованное предприятие. Причём Микоян рисковал больше Хрущёва: тот был лидером партии, а Микоян только членом Президиума. В случае неудачи затеи Хрущёв, скорее всего, свалил бы всё на Микояна, сам бы остался в руководстве, а Микояна ждала отставка. Хрущёв раздавил бы Микояна, как до того раздавил Берию.
Инициативная группа состояла из Шатуновской, Снегова и Льва Шаумяна.
Далее они решили учредить комиссию для расследования обстоятельств проведения злополучного съезда, причём поступили умно и дальновидно: ни Хрущёв, ни Микоян в эту комиссию не вошли, а главой её назначили академика Петра Поспелова, бывшего главреда газеты «Правда», теоретика марксизма-ленинизма. Поспелов был ещё более правоверным сталинцем, чем Молотов. Слово «сталинист» тогда ещё не было в ходу.
Поспелов, как и Молотов, кстати, остался верен Сталину навсегда, но работу свою выполнил исключительно честно.
Для начала Микоян передал Поспелову все материалы, собранные Шаумяном и Шатуновской, и привёл Андреасяна для дачи свидетельских показаний. Затем Хрущёв распорядился, чтобы Поспелову были переданы документы из архива КГБ. Серго Микоян, правда, пишет, что Шатуновская смогла добыть некие архивные документы КГБ самостоятельно, задолго до создания комиссии Поспелова, но как именно она смогла это сделать, неясно.
Разобраться во всей сложности внутренних и внешних мотивов Анастаса Ивановича Микояна не так просто, но мы обязаны хотя бы попытаться.
Мотивы «шкурные» сразу отметём. Ещё раз повторим: те, кто пытается оценить личность и деятельность Микояна с обывательских, мещанских позиций, вообще не должны читать эту книгу, а если дочитали до этого момента — лучше прекратить. Микоян был идеалистом, если угодно — мечтателем, поставившим своей целью построение принципиально нового бесклассового социалистического общества. Такое общество он создавал всю свою жизнь, с начала 1920-х годов. И у него получилось, он его создал, он стал одним из его главных архитекторов.
К 1955 году он был народным комиссаром/министром 29 лет (с 1926 года) и членом Политбюро ЦК 19 лет (с 1936 года). Все преференции, положенные по статусу, он давно получил, а преференция, если разобраться, была всего одна: высокий уровень жизни. Причём за это пришлось дорого заплатить, изматывающим трудом, стрессами и смертельной опасностью, грозящей и ему самому, и его семье. Он отлично преуспел во второй половине 1930-х, создав Общепит, колбасу, мороженое, «Гастрономы», рыбную и консервную промышленность, произведя революцию в области пищевых вкусов советского человека. Но далее грянула война: пришлось и самому надорваться, и сына потерять. И что он в итоге получил? Смертный приговор от Сталина.
А потом случилось чудо, Сталина призвали в мир иной, смертный приговор отменили. Микоян мог бы, подобно Ворошилову и Кагановичу, продолжать «отбывать номер», не претендуя на большее. Ситуация складывалась благоприятно, сыновья выросли, брат стал ведущим конструктором боевых машин. От Анастаса Ивановича Микояна никто не требовал сверхусилий, каких-то прорывов, достаточно было выполнять ветеранские обязанности, сдержанно одобрять деятельность нового амбициозного лидера Никиты Сергеевича. У него не было никаких практических мотивов, чтобы на пороге 60-летия ввязываться в новую драку. Но он ввязался.
Далее он и Хрущёв провели ещё один маневр. Придуманная ими «комиссия Поспелова» официально называлась Комиссия ЦК КПСС для установления причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии, но на самом деле собирала и обрабатывала материалы, охватывающие весь круг репрессий довоенного периода. Дата создания комиссии — 31 декабря 1955 года, текст представлен 9 февраля 1956 года. Но фактический материал, собранный и обработанный комиссией, очень велик. Подготовить доклад в 72 страницы за 40 дней вряд ли было возможно. По всей видимости, команда на извлечение и отбор секретных документов была отдана Хрущёвым гораздо раньше, осенью 1955 года, а изначальные материалы собраны Львом Шаумяном и Ольгой Шатуновской — ещё раньше.
В декабре 1954 года в стране широко отмечали 75-летие Сталина. но уже через год, 5 ноября 1955 г., Президиум ЦК решил впервые не проводить широких торжеств. Хрущёв, Микоян, Булганин голосовали за отмену праздничных мероприятий. Как видим, более двух лет после смерти Хозяина они не решались открыто выступить против него. Даже мёртвый, он нависал над ними огромной тенью. «Сталин умер, мы его два года не критиковали. Мы психологически не дошли тогда до такой критики». Это признание самого Микояна.
* * *
ХХ съезд КПСС открылся 14 февраля 1956 года, сенсационный доклад Хрущёв зачитал в последний день съезда, 25 февраля.
Но история мира повернула свой ход ещё до начала съезда — 9 февраля. В этот день 17 членов Президиума ЦК КПСС собрались в Кремле, чтобы обсудить подготовку к съезду. Протокол этого заседания опубликован[10].
Заседание вёл Хрущёв. Он пригласил в кабинет Петра Поспелова, и тот зачитал доклад своей комиссии. Этот доклад также опубликован. Зачитывая доклад, академик Поспелов заплакал. Уже в начальных абзацах утверждалось, что в 1935–1940 годах в СССР по обвинению в антисоветской деятельности было арестовано свыше 1 млн 920 тысяч человек, из них расстреляно — более 688 тысяч. Доклад содержал сведения о пытках, издевательствах, о фальсификации улик, об убийствах людей по заранее утверждённым планам. Потом все долго молчали, не в силах вместить услышанное.
Хрущёв не мог упускать инициативу и заговорил первым: «Речь идёт о несостоятельности Сталина как вождя». Микоян выступил вторым и решительно поддержал Хрущёва и, таким образом, продемонстрировал остальным, что Хрущёв в своём мнении не одинок. Очень быстро весь Президиум разделился на три группы. Хрущёв и Микоян выступили за то, чтобы зачитать доклад делегатам съезда. Молотов, Каганович, Ворошилов — возражали. Те, кто не относился к «старой гвардии» — Булганин, Суслов, Сабуров, Первухин, Аристов, — сначала наблюдали за перепалкой авторитетных ветеранов, которая понемногу начала напоминать едва ли не ругань; один за другим «молодые» перешли на сторону Хрущёва и Микояна.
Мнения были таковы.
Первое мнение (Ворошилов, Каганович): «Мы ничего этого не знали, работа НКВД была засекречена, нам не докладывали». Этот аргумент жёстко отмёл секретарь ЦК Аверкий Аристов: если вы не знали, что вы тогда за руководители страны? На это возразить было нечего.
Второе мнение (Каганович): «Конечно, кое-что мы знали, но молчали, такое было время, такая обстановка».
Третье (Булганин): «Сталин менялся, было два Сталина, сначала талантливый управленец, которому все доверяли, потом он понемногу превратился в зверя». «Было в нём человеческое, — заявил Ворошилов, — было и звериное». Идея «двух Сталиных» большинству понравилась. Микоян её тоже поддержал, а кроме него Суслов. Резко против выступил Первухин. Впоследствии Микоян