3 офицерах) под командой штабс-капитана Решетникова перелезла через плетень и по задам и огородам двинулась левее улицы: на самом левом фланге цепи шел 1-й эскадрон конно-егерского полка (около 50 штыков при 4 офицерах) – поручик Мещариков.

К утру 22 декабря в д. Владимировка оказались Особый Амурский стрелковый полк с остатками 4-го кавалерийского полка и четырьмя орудиями и 6-й стрелковый полк при двух орудиях. Особый Амурский был расквартирован но Первой улице, 6-й – по Второй улице. Весь день 22-го красные провели во Владимировке. Наступила ночь на 23 декабря. Красные остались ночевать. Полевые караулы были выставлены, но наблюдения за рекой, очевидно, не было, ибо, имей красные хотя бы один пост на реке против самой Владимировки, от их взоров не могло бы скрыться движение темной колонны по освещенному луной льду реки, хотя бы оно и происходило в двух верстах. Также пост на Амуре должен был бы заметить огонь и дым костров, разведенных чинами Поволжской бригады. Впрочем, возможно, что пост на Амуре у красных был. В таком случае о движении белых красным не стало известно вот почему: как указано выше, 6-й полк занимал район Второй улицы и выставлял охранение на восток от деревни в направлении на Хабаровск, Николо-Александровское и Покровку. Район Первой улицы был занят Особым Амурским полком, и этот полк должен был, и, надо полагать, так было на самом деле, выставлять охранение в сторону Самарского и на Амур в сторону Корсаковки. Вся беда оказалась в том, что штабы Особого Амурского и 6-го полков не имели связи между собой.

В 2 часа 23 декабря командир Особого Амурского полка т. Попов, получил приказ командующего войсками Восточного фронта, отданный еще в ночь на 22 декабря, занять полком поселки но Амуру, Самарку и Орловку. Командир Особого Амурского немедленно снял свое сторожевое охранение и увел полк с приданными к нему частями в Самарское. С уходом частей тов. Попова в д. Владимировка остались части 6-го полка при двух орудиях 2-й батареи под командой тов. Нельсон-Гирста. Последний не только не выставил сторожевого охранения, но даже не принял мер к непосредственному охранению своих отдыхающих частей со стороны Самарского и Корсаковки. Почему же он этого не сделал? Я. Покус не дает ответа на сей вопрос, но ответ напрашивается сам собой: 6-й полк имел охранение на восток; на юго-запад не имел, потому что охранение с этой стороны должно было нестись Особым Амурским, а последний, надо полагать, уходя из Владимировки, не счел нужным предупредить командира 6-го полка об этом на том основании, что последний не выслал связи в штаб Особого Амурского. Возможно, впрочем, что командир Особого Амурского отправил связь к командиру 6-го полка с сообщением об уходе из деревни, но связь в темноте не могла найти или недостаточно усердно искала штаб 6-го полка и, опасаясь отстать от своих, возвратилась к полку, не поставив в известность командира 6-го полка о происходящем.

Как там бы ни было, но в 6 часов 23 декабря Первая улица д. Владимировка была свободна от красных войск, на Второй же улице часть красноармейцев была по квартирам, а другая часть, видимо готовясь к выступлению из деревни, выходила на сборное место, в северную часть деревни.

Надо полагать, что прорубь, к которой двигалась вереница коней, замеченных поручиком Эссеном, находилась в районе Второй улицы.

Не замечая никакого подозрительного движения, но получая в каждом дворе Первой улицы подтверждения об уходе красных из деревни, бойцы офицерского взвода 1-го артиллерийского дивизиона продвигались вперед, и скоро цепь их несколько расстроилась. Часть бойцов, сбившись в кучу, шла по улице; некоторые имели винтовки в руках, другие на ремне. Позади этой группы, шагах в двадцати, шел командир дивизиона с адъютантом и ординарцем. Коней своих они вели в поводу. За ними следовали начбриг и чины штаба бригады. Еще далее – колонна Поволжской бригады.

Один или два переулка, пересекающие Первую улицу, остались позади артиллеристов. Белые приближались ко Второй улице. Мысль о том, что деревня свободна от противника, все более укреплялась в рядах белых. Ни вправо, ни влево не слышалось выстрелов.

Вот по Второй улице, со стороны Амура, показалась колонна. Разнообразные полушубки, папахи, конные, пешие, повозки. Люди этой колонны подчас шли на большой дистанции друг от друга, и вся колонна производила впечатление части, оканчивающей большой переход. «Конно-егеря уже вышли с Амура», – пронеслось по рядам артиллеристов, идущих по Первой улице. Колонна, выходящая с Амура, все не кончалась. Временами мелькал интервал, два-три отсталых, затем опять пешие, конные, повозки. В голове на мгновение мелькала мысль: «Что-то больно много уж у конно-егерей повозок?» Но что-то убаюкивало, и эта мысль исчезала, не возбуждая особого сомнения или подозрения у белых бойцов. «А кто его знает, сколько у кого повозок». Люди колонны, пересекающей артиллеристам дорогу, спокойно и добродушно смотрели на приближающихся артиллеристов и продолжали свой путь.

Группа артиллеристов-глудкинцев приблизилась к колонне, выходящей с Амура, на пятнадцать шагов. Бойцы, идущие от Амура, должны были бы обратить внимание на белые повязки почти у каждого стрелка колонны, выходящей с Первой улицы. Погоны и кокарды, а особенно несколько форменных артиллерийских фуражек мирного времени, с черным бархатным околышем и белыми кокардами на них, должны были бы произвести определенное действие на чинов, идущих с Амура, но красноармейцы, а это были они, шли спокойно, и равнодушно посматривали на белые повязки, на артиллерийские фуражки с кокардами, на погоны. Бойцы обеих колони все еще считали друг друга за своих. Ряд повозок с телефонным проводом и колючей проволокой, в конце концов, раскрыл глаза прапорщику Беляцкому – он был произведен в офицеры из старых пехотных фельдфебелей, и опыт его подсказал ему.

«Красные!» – закричал прапорщик Беляцкий. Бойцы обеих колонн на мгновение опешили, остолбенели, затем шарахнулись друг от друга, но прапорщик Беляцкий приложился и выстрелил раз, другой… За винтовки схватились и другие артиллеристы. Белые двнулись вперед. Повозки красных понеслись. «Враг в деревне», – неслось по рядам красных. У них началась паника.

Колонна красных оказалась смятой, но огонь, открытый сначала белыми, а потом и красными, дал возможность последним отскочить за плетни во дворы. Тем не менее многие красноармейцы кидали винтовки и, поднимая руки, сдавались. Егерский пулемет, приданный артиллеристам, уже трещал на перекрестке улиц. Прапорщик Филатов крикнул: «Товарищи, бросай винтовки, ничего не будет!» Его поддержали другие: «Товарищи, сдавайтесь». Стрельба смолкла, с поднятыми руками подбегали к белым сдающиеся красноармейцы. Ряд выстрелов со стороны красных приостановил дальнейший переход красноармейцев