Отряд Саида, опытного и нещадного борца с неверными, сделалкороткий привал. Полуденную жару стоило переждать в тени, а когда солнцеопустится к краю земли, они сделают молниеносный бросок к границе, где гяурывсе еще держат в неволе их таджикских братьев.

Саид, пренебрегая жарой, поднялся на вершинку. В бинокльдалекие горы так близко, что он едва удержался от детского желания протянутьруку и пощупать заснеженные вершины. Рядом тяжело дышал Файзулла, дальнийродственник. Подъем дался ему не так легко, хотя Файзулла на пять лет моложе.Но Саид все эти годы сражался за свободу и веру Аллаха, а Файзулла только месяцтому вернулся из США, где шесть лет учился на хирурга. Неизвестно, как он будетлечить, за это время были погибшие, но раненых не было, однако себя уже едватаскает, задыхается, пот градом катится после пустякового перехода километров втридцать-сорок...

С Файзуллой рядом шел Джордан. Гяур из грязной страны, онпринес пять миллионов долларов, на которые правоверные воины Аллаха купяторужие. Пятеро бойцов несли за спиной «стингеры», уже знакомые муджахедам. Этивдвое меньше, легче, но штатовец уверяет, что это ракеты последнего поколения,любая догонит и разнесет на мелкие куски любой сверхсовременный истребитель.

Саид тогда еще спросил удивленно, стоит ли тащить восемьсверхмощных ракет, если надо сбить всего лишь один гражданский самолет, Джордантолько таинственно улыбнулся, кивнул: стоит.

Сейчас американец с удовлетворением поглядел на часы:

– У нас еще четыре часа в запасе. Прибудем,перекусим... Можно даже по глотку бренди. Самолет пройдет над самыми головами,из пистолета можно.

– Гяур, – сказал Саид презрительно.

Джордан широко улыбнулся:

– Ах да, исламский запрет на спиртное... Много теряете,ребята! Впрочем, я тоже после того, как разнесем этот самолетишко вдребезги.

Он чувствовал радостный трепет во всем теле. Через полчасаони будут на вершине перевала. Там горы почти царапают небесную твердь.Самолету придется протискиваться, едва не задевая брюхом вершины гор. Егомаршрут пройдет именно здесь, сведения точнейшие. На экране миникомпьютеравидно, как идет самолет президента России. Простой, без брони. А стингеры, чтоза плечами этих звероватых муджахедов, догонят и разнесут вдрызг любыесверхпрочные и сверхскоростные истребители.

Нет, первый выстрел сделает он сам!

Черная тень протянулась на четыре человеческих роста, подсамой скалой сгрудилось два десятка бойцов. Саид, спустившись к своим людям,однако отправил наверх троих. Даже в голой пустыне нужно нести стражу!

Прижавшись к раскаленным камням, став почти неотличимыми отчерного гранита, они терпеливо переносили зной, все-таки свой, афганский,привычный сотням тысяч поколений предков, что впитали этот зной в глубинукостей, носили в себе.

Их темные, как спелые оливы, глаза настороженно посматривалито на раскаленное до синевы небо, то на далекую линию горизонта, где иногдавставали смерчи, иногда же возникали призрачные мечети, дворцы, оазисы. В небемогут из призрачной синевы появиться как истребители, так и боевые вертолетыпротивника, посмевшего избрать для пути к Аллаху иную дорогу.

В нагрудном кармане Саида пискнуло. Он нехотя вытащилтелефон:

– Слушаю.

– Саид, – сказал неторопливый голоснаблюдателя, – к нам двигается какой-то шурали.

– Один? – не поверил Саид.

– Один, – подтвердил голос.

– Не мерещится? Ничего не накурился?

Он спрашивал ядовито, ибо чтобы попасть к ним, нужно былопройти через раскаленные пески, а там и верблюды падают от зноя. А шурали, судяпо словам Хаббара, идет пешим.

– Он один, – равнодушно сказал Хаббар.

– Как далеко?

– Еще несколько шагов, и наступит тебе на голову.

Саид выругался, ухватился за автомат, гаркнул зло:

– Почему не сказал раньше?

– Он без оружия, – последовал ответ. – И влохмотьях. Еле тащится. Я ж не думал, что ты так страшиться одного измученногорусского!

Саид, снова выругавшись, с автоматом в руках вышел из тени.Впереди никого, раскаленные пески тянутся до самого горизонта, но когда началогибать скалу, увидел тяжело ковыляющего в их сторону человека. Тот сильноприпадал на правую ногу, голова была цвета золотого песка, Саида даже передернулоот этого болезненного цвета, ибо здоровый человек черноволос и смугл, а этотмало того, что бел, как рыба, еще и с такой отвратительной кожей, что отнастоящего солнца покраснела и вздулась пузырями. Лицо франка от солнечногожара распухло, глаза как щелки, губы почернели и полопались, а кровь ужезапеклась на подбородке.

Саид поднял автомат. Щелчок затвора прозвучал как выстрел,сухой и злой, словно на солнцепеке переломили ствол саксаула.

– Стой!

Европеец, не слыша, двигался вперед, как старая заведеннаяигрушка, что вот-вот сломается. Саида передернуло, когда заметил засохшиеструйки крови, что тянулись из ушей русского, теперь он уже не сомневался, чтоэтот шурали – русский.

– Стой, – повторил он.

Ступни русского распухли и почернели, покрытые коркойзасохшей крови, но правая нога была сплошным кровавым месивом. При каждом шагена твердой каменистой земле оставалось красное пятно. На распухшем от страшногожара лице нельзя было разобрать, скривился ли от боли, или же настолько отупелот дикого жара, что в голове ничего не осталось кроме тупого стремления куда-тодвигаться.

Саид ткнул русского в грудь автоматом, заставилостановиться. Спросил громко, как у глухого:

– Что ты хотел, франк? Если шел за смертью, ты еенашел.

А Файзулла добавил с насмешливым сочувствием:

– Да и стоило тащиться так далеко?

Боевики с брезгливым сожалением смотрели на этого больногочеловека, совершенно не способного, как требуется от любого мужчины, кпереходам под жарким солнцам, в ходьбе по горным дорогам. За окровавленнымиступнями тянется настолько широкий кровавый след, что у нем уже не должноостаться крови...

Саид тоже смотрел на русского с горделивым презрением. Онбыл весь как высечен из гранита, ладный и крепкий, с блестящими мышцами,веселый и белозубый, кипящий силой и молодостью.

Рядом стоял, положив руки на ствол автомата Атанбек. Темный,как прогретый солнцем валун, гибкий, как виноградная лоза, что жадно пьетсолнце, он стоял красивый и полный сил, вовсе не чувствуя страшного жара, невзмокший, в ладно подогнанном комбинезоне, с засученными рукавами.

– Я искал вас, – прохрипел человек.

Он сделал еще шаг, пошатнулся. Его пересохшие губы, что неразмыкались уже неизвестно как долго, лопнули от движений. Темно-красные капливздулись, но не побежали струйками, а потекли нехотя, толстые, как напившиесякрови пиявки.