Выразительно обрисован в романе суд присяжных, где поединок адвоката и прокурора — это «вопрос учтивости, самое большее, тщеславия», а человеческая жизнь «не в счет».

И если в первой редакции 1829 года рассказчик, «резвясь среди парадоксов», лишь с иронией говорил, что смертная казнь — «самое банальное в своем роде явление», некая «подать», которую платит общество за свое спокойствие, то в окончательном тексте он прямо определяет этот акт как «убийство, хладнокровное, убийство, открыто свершающееся перед ликом Божиим и лицом человеческим».

В следующем романе Жанена «Исповедь» (1830), ставшем иллюстрацией сочинения Ф. Р. Ламеннэ «О безразличии в отношении к религии» (1824), рассказывается история женитьбы одного молодого человека, задушившего в состоянии бреда свою жену в первую брачную ночь. Желая покаяться, молодой человек ищет священника, но не находит такого, перед которым он мог бы исповедаться. Романы и повести, где разрабатывались сюжеты с убийствами и неестественными страстями, граничащими с преступлением и сумасшествием, печатались в журналах «Ревю де Пари» и «Ревю де дю Монд». Постоянный автор этих литературных журналов — Петрюс Борель, перу которого принадлежит книга «Шампавер. Безнравственные рассказы» (1833). Она якобы написана от имени молодого человека, который страдал меланхолией и в очень молодом возрасте покончил жизнь самоубийством. Книга Бореля — одна из самых мрачных и иронических во всей «неистовой» литературе. Общественные бедствия, узаконенная несправедливость, не оставляющие надежды на улучшение, нищета, бесправие и страдания заставляют молодых героев оставить все мечты, ненавидеть природу, Бога, весь мир и взывать к сатане. «Неистовые романтики» выпускали и коллективные сборники рассказов. Первый — «Коричневые рассказы опрокинутой головы» (1832), в котором принял участие молодой Бальзак. Потом появился многотомный сборник «Вечерние часы. Книга женщин» (1833) и десятки других. Некоторая часть рассказов принадлежала мужчинам, скрывавшимся под женскими именами. К «неистовым романтикам» относят и Жерара де Нерваля (настоящее имя Жерар Лабрюни, 1808–1855), новелла которого «Аурелия» (1855) — анализ собственного безумия, давшего ему шанс быть творцом; мир мечтаний, снов и незаметной с первого взгляда красоты. Нерваля нашли повешенным при работе над новой редакцией «Аурелии». Про Лотреамона (настоящее имя Изидор Дюкасс, 1846–1870), создателя «Песен Мальдорора» (1868–1869), некоторые современники полагали, что он умер в палате для буйнопомешанных, настолько «чудными» и рискованными кажутся его фантазии. «Песни Мальдорора» — имитация всевозможных беллетристических образцов, в которой нельзя обнаружить ни одного живого впечатления, ни одной ситуации или персонажа, взятых из «реальности». Разнузданные бесчинства и фантасмагорическая атмосфера роднят «Песни» с романами «неистовых романтиков». Источником произведения Лотреамона, которого сюрреалисты почитают своим предшественником, был все тот же черный готический роман. Его герой создан по типу романтического героя-бунтаря, демонического богоборца, живущего во зле, но творящего добро. «Сверхчеловек» Мальдорор обладает фантастической силой, ловкостью, разрушительной мощью, даром перевоплощения, вездесущности, всеведения. При этом он становится и палачом, и жертвой одновременно. Следы «неистовых романтиков» сохранились во французской литературе надолго, оказав влияние и на социальные романы Э. Сю, и на шедевры В. Гюго, и на «Человеческую комедию» Бальзака.

Не Шатобриан является родоначальником французского романтизма, а мадам де Сталь, талант которой в большей мере проявил себя в жанре эссе.

Французы в отношении литературы и вообще в отношении культуры были воспитаны весьма эгоцентрично. Французы XVII и XVIII веков ничего, кроме своей литературы, знать не желали. Очень мало было распространено знание иностранных языков. Это объясняется тем, что французы в эти века сознавали себя учителями Европы. Так оно и было. Кто не знал французского языка, тот не имел доступа к культуре. Вы это знаете по нашим примерам, по тому, что происходило в России. Французы были очень избалованы своим исключительным положением в мире культуры. И они считали: а зачем мы будем изучать чужой язык, чужую культуру? Все это ниже нас. Пусть изучают нас. К чему нам знакомиться с писаниями итальянцев или с писаниями немцев? Они смотрели в XVIII веке на все прочие нации как на каких-то эскимосов, у которых им учиться нечему. Только на переходе к XIX веку намечается какой-то перелом, и он связан с французским романтизмом. Именно романтики постарались сбить с французов эту спесь. Романтики доказывали, что, напротив, французская литература самая отсталая, самая несовременная по своему строю из современных литератур, более других нуждающаяся в радикальных изменениях. И первой, кто начала эту ломку национального сознания, была мадам де Сталь. Мадам де Сталь — это начало французского романтизма: пропаганда чужих литератур, пропаганда литератур европейского Ренессанса, творчества Шекспира, пропаганда романтизма, немецкой культуры, всего того, что должно было быть положено в основу романтической культуры Франции. Талант ее больше обнаружил себя в книгах общего характера, чем в художественной литературе как таковой.

В своей книге «О литературе» она французам проповедует знакомство с англичанами. Она очень убедительно говорит о Шекспире. Французы и раньше слышали о Шекспире. Шекспира во Франции чуть хвалили, а больше порицали. А вот мадам де Сталь написала о нем как о поэте, который заслуживает последователей. Она проповедует французам итальянцев: Данте, Тассо, Ариосто. Испанцев, испанский золотой век: Кальдерона, Лопе де Вега. Все это во Франции были тогда очень малоизвестные имена. И особенного пиетета они не вызывали. Она умела показать всех этих неведомых или полуведомых Франции писателей с их наилучшей стороны. Она была превосходная пропагандистка. Ее книга о литературе чрезвычайно раздвинула французский кругозор. Она способствовала тому, что завоевания мировой литературы наконец стали вводиться в оборот во французской художественной жизни.

Особое значение имеет ее книга «О Германии». Она побывала в Германии; она попала туда как раз в ту пору, когда еще живы были крупнейшие немецкие философы и писатели. Она посетила Веймар, была в гостях у Гёте, встречалась с Шиллером. И — что сыграло очень большую роль в ее духовном развитии — она свела знакомство с романтиками. Она познакомилась с Августом Шлегелем, с которым у нее установилась долговременная дружба. Он был в какой-то степени ее наставником в делах немецкой культуры. Книга о Германии особенно сблизила французов с чужеземными достижениями. И немецкая культура, в частности романтизм, впервые стала доступной для французов.

И так было со всей Европой. Европа знакомилась с Германией, с ее достижениями через эту книгу. Ее любил и читал Пушкин. Он ее читал в селе Михайловском, когда писался «Борис Годунов». Шатобриан — человек другого совсем склада, чем мадам де Сталь. По происхождению своему он французский аристократ. Его семья очень пострадала от революции, потеряла свои земли, свое положение. В молодости он бежал от революции. И вот очень важный факт его биографии — он побывал в Америке. Он жил потом в Англии, а при Наполеоне вернулся во Францию. С мадам де Сталь Шатобриана связывает лишь одно: оба в одинаковой степени, но по разной причине, ненавидели одного и того же человека — Наполеона, который, как ни странно, станет символом романтизма. Как мог, Шатобриан показывал свое отрицательное отношение к императору, хотя Наполеон позволял ему печататься, при Наполеоне он даже был избран в члены Академии — Академии Бессмертных. Как раз наибольшая его литературная слава относится к наполеоновским годам. Он тоже был писателем неопределенного жанра, как мадам де Сталь. Собственно, Шатобриан написал одну-две повести. Остальные его произведения — своеобразная эссеистика, эссеистика на политические темы. Из него уже при Наполеоне выработался верный слуга престола и алтаря. Бурбоны и католическая церковь — вот его идеалы.