Наш неудачный роман в итоге вызвал у Брайар нервный срыв, и она легла в клинику, где она уже была однажды. Я хотел связаться с ней, тысячу раз пытался попросить прощения (после выхода из собственного ада), но это оказалось невозможно: она пыталась свести счеты с жизнью, будучи еще ребенком, и врачи наотрез отказывали мне приближаться к пациентке из страха, что она попробует покончить с собой еще раз.

– Прости за все, Брайар. Я, правда, не хотел причинить тебе боль… ни тогда, ни сейчас – ни тебе, ни Ноа… пожалуйста, скажи, где она.

Она скривилась, а потом посмотрела мне прямо в глаза.

– Она в курсе, что ты изменяешь ей с Софией, и знает о нас… Она уехала, Николас, больше часа назад.

Необъяснимый страх охватил меня и обездвижил. Сердце забилось как бешеное.

– Боже, что ты наделала?

53. Ноа

Не помню ничего: ни как села в такси, ни даже когда его вызвала. Я сосредоточилась на своем дыхании, потому что у меня начался сильный приступ паники, настолько ужасный, что грудь болела, как будто сердце могло вот-вот выскочить из груди.

Не могла перестать думать о том, что произошло за последний час. Казалось, я попала в триллер-ужастик. Понимание, что мама лгала мне почти всегда, доконало меня. Я была сломлена. Но когда Брайар рассказала мне о вероломстве Ника, которого видела вместе с Софией, и поведала свою трагическую историю отношений с ним… (Ник спал с ней в течение нескольких месяцев, она забеременела, но была вынуждена сделать аборт), я больше не могла терпеть.

Вот на что способен Николас? Мой Ник… как он мог так поступить со мной? Значит, он обманывал меня, постоянно врал, смеялся надо мной, притворялся, что не знаком с Брайар? А она тоже подыгрывала ему. Они долго поддерживали этот фарс, но для чего?

Я никогда не чувствовала такого чудовищного отчаяния. Сегодняшний вечер все изменил. Меня предали люди, которых я любила: мама, Уильям, Ник… Я верила им всей душой, думала, что мы друзья… а теперь я просто раздавлена.

Даже Брайар оказалась не той, за кого я ее принимала.

Трясущимися руками достала из сумочки телефон. Мне нужна Дженна. Как бы я хотела, чтобы она была рядом: я уже не представляла, как все исправить, не понимала, как оправиться от удара.

– Вы в порядке? – спросил таксист, глядя на меня в зеркало заднего вида.

В порядке? По-моему, я умирала.

Дженна не отвечала, и вдруг на мой телефон поступил вызов. Ник?.. На экране появилось его маленькое фото.

Я смотрела на фотографию Ника с бесконечной тоской, гораздо более жгучей, чем та, которую я когда-либо чувствовала раньше… а потом вообразила, как он вместе с Софией улыбается в объектив камеры, чтобы сделать селфи, и боль уступила место бесконтрольной ярости, которая заполнила все мое естество. Я ненавидела Ника и любого другого человека, который хотел или мог причинить мне боль.

Я уже сполна настрадалась, я не заслужила этих мучений. За что мне такое? Как он мог меня обманывать? Почему с такой легкостью переступил через все, растоптав наше общее прошлое и настоящее?

Я чувствовала, что это меня убивает. Все, что я сделала, все, через что пришлось пройти, чтобы жить достойно… было разрушено раз и навсегда.

– Приехали, – объявил таксист как раз в тот момент, когда в небе раздался раскат грома, заставивший меня вздрогнуть.

Я заплатила за поездку и вылезла из машины.

Поскольку Дженна не отвечала на звонки, у меня оставался только один человек, к которому я могла обратиться. Я подбежала к подъезду дома и нажала на кнопку с цифрой восемнадцать.

Лучшая подруга оказалась вне зоны доступа, но в экстремальных обстоятельствах хорош любой вариант. Майкл спустился, чтобы открыть мне, и широко распахнул изумленные глаза: я была совершенно разбита и едва дышала. Неважно, что я знала его всего несколько недель – он помог мне и, самое главное, уже знал меня лучше, чем кто-либо еще: ведь я действительно открылась ему безо всякой утайки.

Слезы застилали глаза, я шагнула к Майклу и упала в его крепкие объятия. Ощутила его теплые руки, и в это мгновение мое сердце не выдержало. Я разрыдалась и почувствовала себя совершенно беспомощной. Дальнейшее происходило как в тумане.

Через несколько минут я уже сидела в гостиной, плакала навзрыд, а Майкл меня утешал. А потом я отключилась.

Я очнулась в чужой комнате. Голова просто раскалывалась – и я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме жуткой боли. Но дело было в чем-то еще… что-то постоянно ускользало от меня, что-то, чего я не осознавала. Но вскоре правда вновь обрушилась на меня, как ведро ледяной воды.

Слезы потекли по щекам, хотя теперь я плакала молча, словно не желая усугублять ситуацию и добавлять еще больше драматизма. В любом случае добавлять было уже нечего: все и так драматично – от начала и до конца. Меня предупреждали.

Майкл говорил, что это может случиться, и тогда я погружусь настолько глубоко, что не смогу справиться с собой. Так и произошло.

Я повертела головой и огляделась, стараясь отвлечься. Заметила, что на тумбочке горят две свечи. Хотела было встать, но прежде чем успела это сделать, дверь распахнулась, и на пороге появился Майкл. В руке он держал чашку, из которой струился пар. Было странно видеть психолога в пижамных штанах и простой серой футболке, но еще необычнее знать, что я нахожусь здесь, в его постели, лежу на его простыне после непредвиденного шока, который случился со мной.

Но Майкл так помог мне, просто обняв на крыльце.

– Привет! – сказал он, вошел в комнату и присел на край кровати. – Я приготовил тебе горячий чай с медом и лимоном, у тебя, наверное, горло разболелось и пересохло.

Я кивнула, присела на постели, откинула одеяло, взяла чашку и поднесла к губам. Я была растеряна и не знала, что сказать или сделать. Пошевелила ногами, посмотрела на себя и обнаружила, что на мне уже не вечернее платье, а безразмерная белая хлопковая футболка.

Майкл тоже как-то замялся. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: он еще более напряжен, чем я. Я опустила голову, устремив взгляд на пар, поднимавшийся из чашки, и тихо заплакала.

Майкл бережно вытер мне слезы кончиком пальца.

– Он не заслуживает ни единой твоей слезинки, Ноа.

Разумеется, он абсолютно прав, но я плакала не обо мне и не о нем: я горевала о нас обоих, о Нике и Ноа… ведь нас больше не будет? Я ведь не смогу простить его… правда?

Я услышала шум дождя за окном. Похоже, начался настоящий ливень… Последний раз я стала свидетелем такой непогоды в Торонто, еще до того, как вся моя жизнь перевернулась вверх дном и я влюбилась в Николаса.

– Полагаю, это все равно случилось бы… – прошептала я, скорее для себя, чем для Майкла.

Он сразу встрепенулся.

– Что, прости? – резко спросил он, и я невольно вздрогнула.