Раньше, при большевиках, Азат уходил из дома, запирая дверь на замок, и был спокоен. В его отсутствие в его дом никто не осмелился бы проникнуть. А сейчас он заколотил дверь и окна досками, входил и выходил из дома только ночами через чердак. Продукты приобретал у базарной торговки, которой было всё равно, белый он или красный. Еду готовил в бане, втайне от всех. Азат понимал, что так больше жить нельзя, но не решался покинуть своё убежище и тем более уйти из города.

Алсу вдруг задала вопрос, которого Азат боялся больше всего на свете:

— Что мы будем делать теперь?

— А ты как думаешь?

— У нас будет ребёнок, — ответила она. — Если не знаешь, что делать, то убей меня.

— Ты что, и правда этого хочешь? — повысил он голос в растерянности и почувствовал, что кровь прилила к его лицу.

— Я не хочу жить и вынашивать для тебя ребёнка, — тихо ответила Алсу.

— О Всевышний, — хрипло выдохнул Азат, — вразуми меня! Я в таком тупике и не знаю, что делать.

— Убей меня, убей! — снова всхлипнула девушка. — Ты отнял у меня всё, так забери и жизнь! Я не хочу жить собакой при тебе! Я ненавижу тебя! Не убьёшь ты, я сама на себя руки наложу!

Азат зажмурился и вдруг представил своё будущее. Он увидел себя несколько лет спустя работающим в вонючей городской больнице, возвращающимся вечерами домой к ненавидящей его жене и к ненавидимым им детишкам. От него будет нести вонючими лекарственными препаратами… Дальше — хуже. Красавица Алсу превратится в старую ворчливую уродину и…

Встряхнув головой, он потёр виски пальцами и сказал:

— Ты не должна говорить и думать о плохом. Ты…

Он замолчал, подыскивая подходящие слова, но не находил их. Он чувствовал себя негодяем, подлецом, трусом, но… Нарисованные воображением перспективы на будущее убивали его.

Алсу медленно свесила ноги с кровати и отодвинулась от него, сцепив ладони и положив их на колени. И вдруг… Она вскочила с кровати на пол раньше, чем Азат успел сообразить, что происходит. Алсу схватила со стола лампу, сорвала с неё крышку и вылила на себя весь керосин.

— Ты что?! — закричал Азат и бросился к девушке, но она успела схватить со стола спички и зажгла одну из них…

* * *

Спустя три дня после встречи с атаманом Семёновым в дом Кузьмы вошёл посыльный из штаба и сообщил, что приказ о его назначении уже подписан и ему следует явиться в интендантскую службу для получения обмундирования.

«Вот как! — задумался Кузьма. — А я уже думал, что забыли про меня…»

В дверь снова постучали. Кузьма глазам своим не поверил, увидев на крыльце Маргариту. Девушка смотрела на него полным надежды взглядом и явно была чем-то напугана.

— Маргарита? Ты что, уже вернулась из Иркутска?

— Может, впустишь меня в дом? — сказала девушка, тревожно посмотрев в сторону ворот. — Там я отвечу на все твои вопросы.

— Значит, ты снова вернулась «от мамы», — усмехнулся Кузьма.

Маргарита промолчала и не повернула головы.

— Можно, я поживу у тебя немного? — спросила она.

— Живи, если хочешь, — пожал плечами Кузьма. — Только как расценить твою просьбу? У тебя же свой дом есть.

Маргарита напряглась и отрывисто проговорила:

— Твои слова понимать как отказ?

— Ну что ты, — усмехнулся Кузьма. — Прошу, располагайся и живи сколько хочешь.

Девушка медленно повернула голову и с удивлением посмотрела ему в глаза.

— Эх, Рита! Рита! — вздохнул Кузьма. — Ты снова явилась меня мучить?

Она тихо ответила:

— Я хочу всегда быть с тобой. А ты? Ты этого хочешь?

Кузьма подошёл к ней и взял за руки.

— Знаешь, я тебе больше не верю.

Маргарита ничего не сказала, но по её лицу промелькнула тень недоумения и досады. Она высвободила руки, а Кузьма уселся за стол напротив неё и, не проронив больше ни слова, молча смотрел на неё.

— Проклятье! — внезапно воскликнула Маргарита. — Я пришла к тебе за помощью, сукин ты сын! — прорычала она. — За мной всё время ходит какой-то тип, и я боюсь одна жить в своём доме! Мне не к кому больше идти в этом городе, и я пришла к тебе. А ты…

Некоторое время Кузьма сидел в глубоком молчании.

— Хочешь — живи, не хочешь — уходи, удерживать не стану.

— Ты делаешь мне одолжение? — побледнела Маргарита.

— Я сказал то, что посчитал нужным, — ответил Кузьма. — Во всяком случае, я был перед тобой честен.

— Знаешь куда засунь свою честность, дубина, — огрызнулась девушка. — Я вынуждена остаться у тебя, так как идти мне некуда. Но не смей прикасаться ко мне, иначе… — она промолчала, видимо, задержав в себе крепкое ругательство.

Кузьма задумчиво кивнул.

— Ладно, — сказал он, — оставайся, располагайся, а я пойду…

Не зная, как вести себя дальше, он торопливо выбежал на улицу и, не переставая думать о Маргарите, пошел в центр города.

После скудного обеда командир собрал партизан в центре лагеря у большого костра.

— Пришло время действовать, товарищи, — сказал он, начиная военный совет.

— Конечно, пора! — поддержали его партизаны. — Сидим тут без дела и без жратвы, а Семёнов со своим отребьем жирует в нашем городе!

— Оружия у нас нет для дел серьёзных! — выкрикнул какой-то скептик. — Несколько винтовок и наганов на сотню человек!

— А вот оружие добыть надо, — сказал командир, подбрасывая в костёр полено. — Мне тут сорока на хвосте новость принесла одну важную… На станцию эшелон пришёл с мазутом. Ожидается ещё один, с оружием, значится… «Сорока» сказала, что оба состава объединять собираются и двумя паровозами под литерным номером в Омск к Колчаку отправлять!

— А мы что, на рельсы ляжем, чтобы состав из станции не выпустить? — выкрикнул ещё кто-то.

— Нет, нам предстоит захватить оружие и боеприпасы, — ответил командир. — А состав с мазутом взорвём прямо на станции!

— И как всё это сделать? — загудели партизаны. — На станции семёновцев пруд пруди. Они нас шутя всех перестреляют.

— Э-э-э, нет, товарищи, — улыбнулся загадочно командир. — Мы обведём семёновцев вокруг пальца! И это будет первая диверсия нашего отряда! От всей души надеюсь, что не последняя.

— Да, мы согласны, Владимир Александрович, — перебивая друг друга, загалдели партизаны. — Что делать, говори, а мы уж сообща всё как надо и сладим!

— Отряд разделим пополам, — дождавшись тишины, продолжил командир. — Те, у кого есть оружие, пойдут со мною на станцию. Ну а остальные — к железнодорожным путям…