Родзянко болтал, разумеется, всякую чепуху, но по сравнению с прошлым годом тон его изменился и стал менее самоуверенным!

Из всех сказанных им глупостей самой большой было предложение заменить Шт. Григоровичем (на время войны), а также сменить Трепова и Шахов. На должность первого он предложил инженера Воскресенского (я его не знаю), а на должность второго – своего товарища Протопопова. Наш Друг упоминал, кажется, как-то о нем. Я улыбнулся и поблагодарил его за совет.

Остальные вопросы касались Думы и работающего по снабжению армии комитета, членом которого он состоит. У него был весьма грустный и покорный вид, – у Алексеева получилось такое же впечатление». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 534.)

По свидетельству жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «28 июня Государь принимал Совет Министров, причем подчеркнул свое милостивое отношение к Штюрмеру.

На этом совещании был закрыт вопрос о диктатуре. Вместо диктатуры на утверждение Государю 1 июля принесли постановление Совета Министров “О возложении на председателя Совета Министров объединения мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла”. Конечно, это было не под силу Штюрмеру». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 330.)

Император Николай II записал в дневнике текущие дела за этот день:

«29-го июня. Среда

С начала наступления армий Брусилова с 22 мая по 27 июня взято пленных: 5620 офицеров и 266 000 ниж. чин. и захвачено 312 орудий и 866 пулеметов. Погода была хорошая, немного прохладнее.

После завтрака принял Шуваева и Сазонова.

Прогулка туда же – купался. В 6 1/2 [ч.] принял Трепова.

Вечером усиленно занимался»[171].

По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «Сазонов, заискивавший с поляками, 16 июня представил Государю проект конституции. Государь велел обсудить этот вопрос в Совете Министров, который постановил, что дарование конституции полякам в данный момент несвоевременно. Этот факт и решил окончательно отстранение Сазонова». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 331.)

Протопресвитер русской армии и флота Г.И. Шавельский также делился своими воспоминаниями: «Летом 1916 года польский вопрос снова привлек к себе особенное внимание. Как известно, еще в августе 1914 г. вел. князь Николай Николаевич обратился к польскому народу с многообещающим воззванием. После этого Польша принесла новые жертвы, не изменив России. Но обещания остались обещаниями. Иначе действовали немцы. Заняв Польшу летом 1915 года, они вскоре затем предоставили ей автономные права. Русскому влиянию в Польше стала грозить серьезная опасность. Тогда засуетились и наши. В первых числах июня 1916 года в Ставку прибыл министр иностранных дел С.Д. Сазонов со специальной целью добиться окончательного решения польского вопроса. Насколько я помню, проектировалась свободная Польша под протекторатом России, с общими армией, иностранной политикой, судом, финансами, почтой и железными дорогами. Сазонов заходил и ко мне, знакомил меня с проектом нового устройства Польши и просил, если представится случай, поддержать перед Государем этот проект. Как и раньше, Государь был на стороне дарования льгот Польше; Императрица стояла за сохранение status quo. Однако Сазонову удалось временно одержать победу, хотя, как увидим дальше, бесплодную и дорого обошедшуюся ему.

Как сейчас представляю следующую картину.

29-го июня, праздник Св. Ап. Петра и Павла. Высочайший завтрак сервирован в палатке в саду. В ожидании выхода Государя тут уже собрались все приглашенные, и среди них польский граф, – кажется шталмейстер Велепольский. Минуты за две до выхода Государя приходит министр С.Д. Сазонов, с портфелем в руках, раскрасневшийся, взволнованный. Он явился к завтраку прямо с доклада у Государя. “Поздравьте меня: польский вопрос разрешен!” – обращается ко мне Сазонов, протягивая руку. Только я ответил: “Слава Богу”, как вошел Государь и направился прямо к гр. Велепольскому. Я расслышал слова Государя, обращенные к графу: “Вопрос разрешен, и я очень рад. Можете поздравить от меня ваших соотечественников”. Сазонов сиял от радости. Оставалось, таким образом, заготовить манифест и объявить народу. Но вместо манифеста получилось нечто иное, для всех неожиданное…

Сазонов из Ставки, чуть ли не в тот же день, уехал в Петроград, а оттуда в Финляндию, чтобы отдохнуть после выигранного “сражения”. А 7-го или 8-го июля примчалась в Ставку императрица и… перевернула все.

С.Д. Сазонов был уволен от должности министра иностранных дел. Заступничество за него Бьюкенена и Палеолога не помогло делу. Министром иностранных дел был назначен Б.В. Штюрмер. Никаких манифестов по польскому вопросу не последовало. Поляки остались с одним поздравлением». (Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 59–61.)

В воспоминаниях самого С.Д. Сазонова эти события описаны смазано: «Генерал Алексеев нашел время изучить проект и вызвался защитить его перед Государем. На следующий день после моего приезда я просил Его Величество привлечь начальника Штаба к моему докладу, который был назначен на другое утро.

В означенный час мы явились оба в губернаторский дом, где жил Государь, и я изложил ему, во всех подробностях, причины, побуждавшие меня просить его обнародовать манифест о даровании Польше конституции в ближайшее же время. Проект был прочитан Государю целиком, и каждая его статья подверглась тщательному разбору, причем Его Величество задавал мне вопросы, доказывавшие его интерес к предмету моего доклада. После меня генерал Алексеев разобрал его со специальной точки зрения военной безопасности империи и в заключение выразился, без оговорок, в пользу его принятия.

Я с понятным нетерпением ожидал решения Государя. По некотором размышлении Он сказал нам, что одобряет проект и находит его обнародование своевременным. После этих слов я просил Его Величество разрешения сообщить председателю Совета министров его волю и внести проект на рассмотрение Совета на будущей неделе. Это разрешение было мне тотчас же дано. Вместе с тем я счел долгом предупредить Государя, что я не сомневался в том, что мой проект встретит в Совете сопротивление большинства министров, начиная с председателя, в лучшем случае, я мог только рассчитывать на поддержку трех моих товарищей. Государь выразил мне, что по закону меньшинство в тех случаях, когда он становится на его сторону, приобретает перевес над большинством. Эта статья русского закона была мне известна. Я сказал Его Величеству, что передам его слова г. Штюрмеру, но вместе с тем предвижу, что он пустит в ход всевозможные средства затормозить в Совете, путем отсрочек, продвижение моего проекта.

Это происходило 29-го июня 1916 года. На другой день утром я вернулся в Петроград и отправился к Штюрмеру, чтобы передать ему повеление Государя относительно немедленного рассмотрения проекта польской конституции в Совете министров. По выражению лица Штюрмера во время нашего разговора я видел, что опасения, высказанные мною Государю, были не напрасны. Нездоровье, результат физического и нравственного переутомления, вынудило меня уехать на несколько дней в Финляндию, чтобы набраться сил для дальнейшей работы в тяжелой атмосфере Петрограда. В мое отсутствие произошли события, не лишенные, не для одного меня, значения. Совет министров вынес заключение, что обсуждение польского вопроса, при обстоятельствах военного времени, было невозможно и поэтому признал мой проект “несвоевременным”. Это слово сыграло в истории русской государственной жизни роковую роль». (Сазонов С.Д. Воспоминания. Репринтное воспроизведение издания 1927 года. М., 1991. С. 388–389.)