Императрица Александра Федоровна переписала в свою записную книжку две телеграммы Г.Е. Распутина от 30 июня 1916 г. из Тобольска. Одна из них адресовалась Государыне: «Боголепно и благонравно справил торжество губернатор и правит всем, т.к. есть кротко и смиренно, святитель Иоанн Максимович благословляет край и призывает к себе толпы народа, и у рацы его солнце восходит теплоты».

Другая телеграмма адресовалась Государю: «Святитель Иоанн Максимович благословляет сильной, святительской своей могучей рукой и ослепляет неверие и [вражескую] рать, нечистую силу. Просветится солнце над войсками нашими, [победит] благочестие». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 323. Л. 31, 33.)

Императрица Александра Федоровна переписала в свою записную книжку телеграмму Г.Е. Распутина от 2 июля 1916 г., адресованную А.А. Вырубовой: «Причастились Святых Тайн у мощей [в Тобольске]. Все народ и простота, ни единого аристократа нет, и народ в Боге и с Богом беседует». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 323. Л. 31.)

Император Николай II в письме супруге от 2 июля отмечал: «Старик Шт. уже просил принять его, и я приму его завтра, в воскресенье, вероятно, он привезет с собой выработанную на последнем нашем заседании схему главнейших вопросов.

Теперь на фронте временное затишье, которое прекратится около 7-го, – гвардия тоже должна принять участие, потому что пора прорвать неприятельскую линию и взять Ковель. Тогда ты будешь здесь, и я буду еще счастливее!

Храни Господь тебя и девочек, целую тебя страстно.

Твой, моя любовь, навеки

Ники». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 541.)

По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «3 июля Штюрмер был вызван в Ставку, и в этот приезд он сумел, не предупредив никого из своих друзей, получить от Государя назначение вместо Сазонова на пост министра иностранных дел, который всегда был его сокровенной мечтой. Об этом не знал никто, даже царица. Государь отправил Сазонову письмо, которым освобождал его от должности. Это письмо Сазонов получил 7 июля, находясь на даче в Финляндии, и тотчас ответным письмом поблагодарил Государя за оказанное ему в ответственные моменты доверие и пожелал “долго и славно” царствовать.

Государь считал, что в России министр иностранных дел должен быть лишь исполнителем воли Государя, который один руководит имперской политикой, один направляет ее. Так завещал ему отец Александр III. И он уже давно был недоволен Сазоновым. Сазонов слишком много уделял внимания союзным державам и слишком любил угождать им. Это не нравилось. Государь был самым верным другом наших союзников, но он не допускал, чтобы его министр был впереди его. Иностранная политика – это дело монарха. Он один ответственен перед Россией и историей.

К тому же Сазонов слишком усердно принял сторону общественности и «Прогрессивного блока». Его истерическое, неприличное поведение в июле и августе 1915 года не было забыто. Таких вещей Государь не забывал. Государь лучше, чем кто-либо, знал и понимал все достоинства и недостатки Сазонова. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Государя, был вопрос о даровании Польше конституции.

Новое назначение Штюрмера произвело сенсацию в обществе и среди дипломатического мира. Сплетники приписали это назначение проискам немецкой партии при дворе, царице и Распутину. Они даже предпринимали кое-какие шаги, чтобы отстоять Сазонова, чем еще больше повредили ему в глазах Государя. Министр иностранных дел, которого слишком любят иностранцы и их дипломаты, подозрителен для своего монарха, для своей страны.

Но вместе с назначением Штюрмер добился у Государя в ту поездку в Ставку и еще двух новых назначений. Министром внутренних дел был назначен сенатор Александр Хвостов (занимавший пост министра юстиции), а министром юстиции – сенатор Макаров. Назначения были подходящие. Это были честные, благородные люди с соответствующим служебным стажем и опытом. Но назначения были сделаны без предварительного согласия этих лиц, что обычно Государь не делал.

Все эти назначения, и особенно назначение Штюрмера, очень смутили царицу. Она не одобряла их, была удивлена и решила немедленно ехать в Ставку, считая, что там кто-то нехорошо влияет на Государя.

Штюрмер, по мнению царицы, не годился на новую должность. Макаров уже скомпрометировал себя на посту министра внутренних дел, а Хвостов, дядя Алексея Хвостова, несправедливо преследует Сухомлинова, настаивает на его аресте.

К тому же и Старец, который “понимает и чувствует все правильно”, узнав о назначении Штюрмера, пришел в ярость. Он встретился с Вырубовой и все повторял: “С этим ему будет конец, крышка”. По просьбе Старца царица взяла с собой Вырубову и 6-го числа выехала в Могилев». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 330–332.)

По воспоминаниям председателя Государственной Думы М.В. Родзянко об этом времени больших перемен: «Министерская чехарда продолжалась. Министр Сазонов был отставлен без прошения, и на его место назначен Штюрмер с оставлением премьером. Хвостов, министр юстиции, назначен министром внутренних дел, а Макаров на место Хвостова. Причины отставки Сазонова никто не мог объяснить. Одни из служащих министерства иностранных дел мне говорил, что причина эта заключалась в докладе Сазонова о Польше. Сазонов настаивал на разрешении польского вопроса и на удалении Штюрмера, главного противника автономии Польши. Но я думаю, что причины эти лежали глубже. Про министра юстиции Хвостова говорили, что он пострадал из-за Сухомлинова, так как отказался приостановить следствие по его делу. Императрица призывала его к себе и в продолжение двух часов говорила об освобождении Сухомлинова. Сперва она доказывала его невиновность, потом в повышенном тоне стала требовать, чтобы Сухомлинов был выпущен из крепости, все время повторяя: “Je veux j’exige, qu’il soit libere” (“Я хочу, я требую, чтобы он был освобожден”).

Хвостов отвечал, что он не может этого сделать, и на вопрос Александры Федоровны: “Pourquoi puis que je vous l’ordonne?” (“Почему, если я вам приказываю?”) – он ответил: “Ma conscience, Madame, me defend de Vous obeir et de liberer un traitre” (“Моя совесть, Ваше Величество, не позволяет мне повиноваться Вам и освободить изменника”).

После этого разговора Хвостов понял, что дни его сочтены и его перемещение на должность министра внутренних дел было только временным для соблюдения приличия. Назначая Макарова, императрица надеялась, что он будет более податлив, но, к счастью, этого не оказалось». (Родзянко М.В. Крушение империи и Государственная Дума и февральская 1917 года революция. М., 2002. С. 173.)

Протопресвитер русской армии и флота Г.И. Шавельский также отметил в своих воспоминаниях: «В Ставке знали, что Сазонов слетел из-за польского вопроса; знали и то, что польский вопрос провалился вследствие вмешательства императрицы. Изменение принятого Государем и объявленного им решения мало кого удивило. Удивило всех другое – это назначение министром иностранных дел Штюрмера, никогда раньше не служившего на дипломатическом поприще и не имевшего никакого отношения к дипломатическому корпусу. Когда в штабной столовой Ставки за обедом заговорили о состоявшемся новом назначении Штюрмера, ген. Алексеев заметил: