немедленно отправлены гонцы в Ригу, к герцогу Курляндскому и в некоторые другие места; а в ожидании его начали вести к городу подкопы в разных пунктах. К осажденным воеводам посылались льстивые грамоты, склонявшие их к сдаче. Но воеводы бодрствовали неутомимо. Они укрепили проломы деревянными стенами, острым дубовым частоколом и рвом и приготовили все нужное для отражения новых приступов: котлы для кипячения воды, чтобы этим кипятком обдавать неприятелей, кувшины с порохом (гранаты), чтобы бросать на них же, сухую сеяную известь, чтобы ослеплять им глаза, и тому подобное. На льстивые грамоты они отписывались изъявлением готовности умереть за веру и своего государя. Нередко, особенно в ночное время, осажденные делали вылазки и не давали покою неприятелю. Во время одной удачной вылазки они захватили несколько «литовских языков» (т. е. западнорусских) и от них узнали о подкопах, которыми неприятель надеется взять город: каждый отдел войска ведет свой подкоп, то есть поляки, угры, литва, немцы и прочие; так что всех девять подкопов; но где именно они велись, пленные не могли указать. Сведав о такой опасности, воеводы повели против подкопов свои подземные работы, или слухи; однако вначале они не могли открыть подкопы и очень печалились о том; поручили духовенству день и ночь молиться об избавлении града от угрожавшего бедствия и совершать крестные ходы к наиболее опасным местам. Молитвы были услышаны. Из литовского войска перебежал в Псков один бывший полоцкий стрелец, по имени Игнат. Он с городской стены указал воеводам на те места, где велись подкопы. Тогда слухи направились к указанным местам и скоро сошлись с подкопами, которые оказались преимущественно между Покровскими и Свинскими воротами и в других ближних пунктах; следовательно, неприятель вновь готовил приступ на ту же часть города. Русские переняли главные подкопы, то есть обрушили их; остальные обрушились сами или остановились, встретив на своем пути каменные глыбы. Таким образом, и эта опасность миновала город Псков. После того неприятели еще несколько раз предпринимали внезапные приступы, стараясь ворваться в город, но всегда встречали готовый отпор. Пытались они из пушек, поставленных на левом берегу реки Великой, бросать каленые ядра, чтобы произвести пожары в городе; но и эта попытка осталась безуспешна.

28 октября неприятельские гайдуки и каменщики скрытно подошли к стене, заключавшейся между Покровской башней и Покровскими водяными воротами (со стороны реки Великой), и, закрываясь особо устроенными щитами, начали кирками и ломами подсекать основные стены. Вскоре часть этой каменной стены обвалилась в реку Великую; но за ней оказалась еще деревянная стена; последнюю неприятели хотели поджечь, между тем как из орудия из Завеличья направляли свои ядра в то же место. Несмотря на отчаянное сопротивление, гайдуки упорно продолжали подрубать стены. Воеводы велели провертеть окна в деревянной стене и стрелять в них из ручниц, лить на них горячую смолу, деготь и кипяток, бросать зажженный осмоленный лен и гранаты с порохом. Тогда гайдуки, не стерня ожогов и удушливого дыма, побежали прочь. Но часть их так подрубилась под стены, что невозможно было их достать выстрелами или горючими снарядами. Воеводы, по чьему-то хитрому совету, велели устроить длинные шесты, а к ним привязать кнуты или ремни и веревки с железными крюками на концах; забрасывая эти крюки, осажденные хватали ими гайдуков за одежду и затем выдергивали из-под стены, а стрельцы тотчас поражали их из самопалов. Устрашенные тем, и остальные гайдуки обратились в бегство. Раздраженный неудачей, Баторий велел усилить пальбу по городу и спустя несколько дней (2 ноября) сделать новый приступ от реки Великой, которая уже покрылась льдом; но и этот приступ был отбит с большим уроном.

Извещая царя о своих успехах и потерях, воеводы просили о присылке подкреплений. Царь исполнил их просьбу. Но отряды, пытавшиеся проникнуть в город на лодках по Великой, большей частью были перехватываемы неприятелем. Так, в конце сентября или в начале октября месяца Никита Хвостов, высадясь на берег, пытался незамеченным проникнуть в город с 600 стрельцов. Но из них только одной сотне удалось пробраться сквозь неприятельскую цепь, а остальные без успеха воротились на лодки. При этом сам Хвостов попался в плен. «Я не видывал такого красивого и статного мужчины, как этот Хвостов, — говорится в одном польском дневнике, веденном во время осады. — Он мог бы поспорить со львом; еще молодой, лет под 30. Все войско ходит на него дивиться». Удачнее оказалась попытка проникнуть в город сухим путем между неприятельскими лагерями; такая попытка удалась стрелецкому голове Мясоедову; хотя при сем он и потерял часть людей, однако успел привести несколько сот стрельцов, и это подкрепление оживило бодрость осажденных, а осаждающих привело еще в большее уныние. Наступала уже суровая зима; неприятели терпели стужу, недостаток съестных припасов и частые тревоги от русских вылазок. Войско роптало. Поляки и литовцы выражали сильное желание воротиться домой, а наемные отряды требовали еще уплаты жалованья. Главное неудовольствие обратилось на гетмана Замойского; его обвинили в том, что он, много лет потратив на ученье в итальянских школах, отстал от воинской науки и своим упрямством только губит войско. На него писали пасквили в прозе и стихах. Но Замойский в этих трудных обстоятельствах обнаружил замечательную твердость духа и силу воли. Строгими наказаниями он старался поддержать дисциплину и склонял короля к продолжению осады. Так как в порохе ощущался большой недостаток (из Риги подвезли его небольшое количество), то пришлось отказаться от надежды взять город бомбардировкой и приступами, и король изменил осаду в обложение или блокаду, для чего отвел войско далее от стен и расположил его в наскоро построенных избах и бараках.

Во время псковской осады совершались любопытные действия и на других театрах войны. Во-первых, предприятие поляков против Псково-Печерской обители. Сия обитель, как мы видели, обновленная дьяком Мунехиным, расположенная верстах в пятидесяти к западу от Пскова, находилась тогда на дороге в Лифляндию и потому много мешала сообщениям королевского войска с этим краем. Ее каменные стены и башни были снабжены пушками; кроме вооружившихся монахов, ее обороняли стрельцы и дети боярские, под начальством Юрия Нечаева. Высылаемые им отряды перенимали обозы, шедшие из Риги с разными припасами под Псков, и били появлявшихся в окрестностях польских фуражиров. Чтобы положить конец таким подвигам, Баторий послал Фаренсбаха с немцами и Борнемису с уграми, дал им пушки и велел взять монастырь. Но тщетно эти начальники водили своих людей на приступы. Все их попытки окончились полным поражением, и они со стыдом ушли назад. С другой стороны король