в живот, а затем ниже пояса, и Грег начинает задыхаться от боли.

Он рассчитывал на доблестную драку, начатую с удара кулаком, от которого можно было бы уклониться.

Грег зажимает руками пах, морщась от боли, пока я иду к нему.

– Ты напал первым, скотина. Где она?

Знаю я таких типов: с детства избалованный – совсем как те сопляки, которые потешались над моим акцентом на школьной площадке. Испорченные сосунки, запуганные тем, чего не знали. Такие скорее затеют словесную или физическую расправу, чем протянут руку помощи новенькому. Нечасто встречал людей, которые были бы на это способны. Грег из той породы мужчин, которым бы стал Престон, если бы у него не было доброго сердца и порядочности. Однако, думаю, мне стоит быть благодарным, что на моем пути оказались такие подонки. Благодаря им и их численному превосходству, я быстро научился уличным дракам – безжалостным, чертовски нечестным и не подчиняющимся правилам.

Он как-то слишком быстро приходит в себя и поднимает голову.

– Здесь только мы с тобой, птичник. – Он сгибает пальцы, и я несусь на него. Грег успевает еще раз ударить меня, но я хватаю его за воротник и так сильно бью головой, что он почти заваливается на меня. Из носа у него хлещет кровь, а ноги подкашиваются.

С досадой простонав, он приходит в себя, рыщет взглядом по земле в поисках пистолета, но безуспешно.

– У тебя был только один шанс, сволочь, и ты его упустил. – Зная, что Грег наверняка использует уловки, ударяю его кулаками в лицо. И пока разбираюсь с этим недоноском, теряю время, чтобы добраться до Сесилии. Едва успеваю увернуться от его апперкота и впадаю в ярость. Временно поддаюсь этому гневу, пока Грег не валится мне под ноги, задыхаясь от боли и крови. Но приходится остановиться, поскольку не знаю, кто или что ждет меня в доме.

Недоносок, валяющийся в крови у моих ног, – единственный шанс узнать, с чем мне предстоит столкнуться.

Поискав во дворе Воронов, которые уже должны были оказаться здесь, начинаю по-настоящему бояться.

Где они, мать вашу? Подкрепление уже должно было появиться.

Рядом вообще никого нет, даже дронов. Ломая голову, понимаю, что облажался, поскольку оставил телефон в машине. Я не могу сообщить о случившемся или узнать, кто и когда прибудет.

Грег хнычет, а я засовываю его пистолет в задний карман джинсов под толстовку и поднимаю свои «глоки».

Когда я смотрю на Грега, то вижу, что он уже начинает терять сознание.

– Нет, нет. – Бью его по щекам, а когда он не приходит в себя, прижимаю палец к сломанному носу. От боли он кричит, стонет, а я тащу его к водостоку, где храню еще один пистолет и несколько запасных обойм. Запихиваю их в джинсы и толстовку.

– Грег, кто в доме?

Грег кашляет и сплевывает на землю, а я снова нажимаю на его нос, впившись пальцем в хрящ через глубокий порез. Грег кричит, и я зажимаю ему рот, понимая, что тот, кто ждет в доме, его услышал.

– Спрашиваю еще раз, придурок.

Из его горла вырывается возмущенный звук, больше похожий на смех, а потом я чувствую у затылка дуло.

Вот черт.

Через несколько секунд у меня из рук вырывают пистолеты, нас обоих поднимают с земли и ведут в дом. От тишины в доме сердце стучит о ребра. Если ее больше нет, то я этого не чувствую. Она должна быть здесь.

Незнание меня убивает, я противлюсь желанию окликнуть ее, показать, как она важна для меня, скрыть в голосе страх. А потом волосы на затылке встают дыбом, когда понимаю, что меня, черт возьми, провели.

Спустя мгновение мои подозрения подтверждаются – из гостиной раздается голос Антуана.

– И долго еще я буду ждать, Иезекиль?

Глава 40

Тобиас

Меня затаскивают в дом, и я замечаю в прихожей две затененные фигуры и еще несколько человек на кухне, когда меня отпускают на пороге гостиной. Я тут же нахожу взглядом Сесилию, которая стоит у двери, ведущей в спальню. Она одета в пижаму и держит свою «беретту», а волосы у нее еще не высохли после душа. Рядом лежит мертвый мужчина, и, судя по виду, скончался он от ее руки.

– Она очень настаивала, чтобы ей оставили пистолет, – задумчиво произносит Антуан, сидя напротив нее в кресле с высокой спинкой, стоящем у камина, в котором горит огонь – единственный источник света в комнате. Антуан сидит совершенно невозмутимо, словно Сесилия с пистолетом не представляет угрозы. Похоже, это действительно так, потому что по обеим сторонам от него стоят двое знакомых вооруженных мужчин.

Пало и Жюльен.

Дэвид и Оз мертвы? Они смогли добраться до аэропорта?

Встаю рядом с Сесилией, чтобы лучше видеть всех троих, и замечаю на себе пристальный и пустой взгляд Пало. Выходит, он снова переметнулся в стан врага. А я-то надеялся, что он еще за меня. Впрочем, он не связывался со мной уже несколько недель, что довольно показательно, на чьей он стороне.

Когда покупаешь чью-то верность, проблема заключается в том, что ее слишком легко переманить.

Они разрешили Сесилии оставить при себе чертов пистолет, потому что им это кажется смешным. Внимательно смотрю на Сесилию, и на ее лице ни один мускул не дергается, когда она с облегчением окидывает меня взором, пока я делаю то же самое.

Она жива. Цела-невредима и вооружена. О большем я и не мечтал, но нам все равно крышка.

Рано. Еще слишком рано нам расставаться с жизнью. Мы провели слишком мало времени вместе. Нас с самого начала этого лишили. В груди свербит от этого осознания, и, оплакивая нас, произношу беззвучно:

– Прости.

Она едва заметно качает головой, а я поворачиваюсь к Антуану.

Черт побери, где мои Вороны?

Быть такого не может. Это не может повториться.

Смотрю на безупречно одетого Антуана: с нашей последней встречи он сильно похудел в силу возраста. Грег подходит к нему, держа залитое кровью полотенце, достает из кармана пузырек и откупоривает его, поддев крышку большим пальцем.

Кокаин.

Что многое объясняет. Этот человек ни хрена не умеет драться, но наркотик придал ему уверенности. Улыбаюсь, радуясь, что обломал ему кайф, а он испепеляет меня взглядом, опрокинув в себя пузырек.

– Я предупреждал тебя, – покосившись на Грега, говорит Антуан, – что дело не выгорит.

– Ну он же здесь, не так ли? – огрызается Грег, переводя взгляд с меня на Сесилию, которая не сводит с него глаз.

– Пасынок Джерри, – довольно громко поясняет